Ангел на ветке. Вера Зубарева

И метла пошла стегать ножки стульев в холле, где ели беженцы.

      – Папа, не тянитесь, не тянитесь, я все положила вам на тарелку, – заталкивая все гласные в нос, сердилась хозяйского вида уже не слишком молодая беженка.

      Тот, кого называли «папой» – сухой породистый бессмысленный старик, – отдернул руку и стал блуждать взглядом поверх тарелок.

      – Папа, ешьте! Вам надо особое приглашение? – роняя изо рта картофель, произнес ее муж.

      Крохотная бабушка, сидящая рядом с тем, кого называли «папой», немедленно надкусила хлеб и наколола на вилку кусочек мяса – мол, а я вот, ем.

      Беженкин муж хрустел куриными косточками, сплевывал, отирал горстью губы и ею же охаживал лысину после особенно вкусного куска. Он энергично ел и говорил что-то своей беженке, и слова выпадали из его рта вместе с кусками пищи. Она смеялась и кивала и тоже отирала рукою губы, и мочки ее ушей, сросшиеся с щеками, постоянно шевелились.

      Негодующая мадам Виннер мела на едящих.

      – А смотри, ей идет эта метла, – проворачивая языком по деснам и сглатывая остатки, сострил беженкин муж.

      Сама же беженка наклонила голову и, как курица, боком взглянула на хозяйку.

      – Мама, ешьте же, ешьте, – вдруг раздражилась она.

      Старушка затряслась над пустой тарелкой, беспомощно выискивая спасительную крошку. Но крошки не было, и она, дабы не гневить дочь или невестку, покорно облизала ложку.

      Встрепенувшаяся беженка стала складывать тарелки в стопку, выскабливая остатки и выкладывая их на бумагу. Муж громко срыгнул и отер губы. Мадам Виннер бросила метлу посредине холла и, тыча пальцем в группу молодых людей, стала требовать, чтобы они продолжили начатое ею дело.

      Беженка с пятью тарелками и кастрюлей, которые полностью уместились по длине ее тела, побежала на кухню.

      Беженкин муж взглянул на великосветского, в прострации, деда, поводил языком по деснам и так же, без интереса, посмотрел в окно. Обед закончен.

      – Ну что? – сказал он окну.

      Мальчик лет семи, с беззащитно увеличенными оптикой очков глазами, наконец, выделился из угла и попытался встать из-за стола.

      – Сиди еще! – приказал беженкин муж, заталкивая пальцами слова назад в рот.

      Стрекозиный мальчик завращал глазами и снова растворился в углу.

      – Охо-хо, охо-хо! – пропел беженкин муж и погладил свободной рукой живот.

      За окном смеркалось. Чистые австрийские сумерки.

      – Охо-хо, охо-хо! – снова пропел он.

      Несколько ребят из группки, в которую тыкала мадам Виннер, со смехом переворачивали стулья сиденьями на столы и мели по очереди ведьминской метлой.

      Включили свет, но из пяти лампочек зажглись только три, и половина холла осталась в темноте. Заработал телевизор, дети бросились в первые ряды.

      Стрекозиный мальчик тоже поднялся, и отец с сытой гордостью посмотрел, как он занял место во втором ряду, уступив более удобное малышу, не успевшему подскочить первым.

      – Э-эх… –