Белые горы. Джон Кристофер

конечно, не важно, но как человек может найти ничего? Где искать его? Говорю тебе, если бы я сумел найти ничего, то был бы не королем, а императором. Кто живет в доме в этот день и час?

      Я понял, что он говорит о доме вагрантов.

      – Только один, – сказал я. – Не знаю его имени.

      – Его имя будет Звезда. А твое?

      – Уилл Паркер.

      – Уилл – хорошее имя. Чем торгует твой отец? Ты слишком хорошо одет, Уилл, чтобы быть сыном простого работника.

      – Он держит мельницу.

      – И ноша его тяжела: я ни о ком не забочусь, но и обо мне никто не заботится… у тебя много друзей, Уилл?

      – Нет, немного.

      – Хороший ответ. Тот, кто заявляет, что у него много друзей, говорит, что у него их нет.

      Повинуясь внезапному порыву, удивившему меня самого, я сказал:

      – В сущности, у меня нет ни одного. Был один, но месяц назад ему надели шапку.

      Он остановился, я тоже. Мы находились у окраины деревни, напротив дома вдовы Инголд. Вагрант пристально посмотрел на меня.

      – Нет важного дела и нет друга. И разговаривает с вагрантами. Сколько же тебе лет, Уилл?

      – Тринадцать.

      – Ты мал ростом. Значит, на будущий год тебе наденут шапку?

      – Да.

      Я видел, что вдова Инголд смотрит на нас из-за занавески. Вагрант бросил взгляд в ее окно и вдруг начал нелепо приплясывать посреди улицы. Хриплым голосом он запел:

      Под зеленым деревом

      Летом хорошо лежать,

      Под приятным ветерком

      Вместе с птичкой распевать.

      И всю остальную часть пути до дома вагрантов он нес чепуху, и я был рад расстаться с ним.

      Мой интерес к вагрантам был замечен, и вечером отец отругал меня за это. Иногда он бывал строг, но вообще-то отличался добротой; просто он видел мир только в черном и белом, и ему трудно было проявить терпение, если он считал, что имеет дело с глупостью. Он не видел смысла в том, что мальчишка бродит вокруг дома вагрантов; конечно, о них нужно заботиться, давать им пищу и убежище, но и все. Меня сегодня видели с вновь прибывшим, который кажется еще глупее остальных. Это плохо, и злые языки уже начали работать. Он надеялся, что больше ни о чем подобном не услышит. Я ни под каким предлогом не должен ходить в дом вагрантов. Понятно?

      Я сказал, что понял. Я понял также: в этом было нечто большее, чем просто недовольство из-за разговоров. Отец слушал новости о других деревнях и городе, но к сплетням и пересудам относился с презрением.

      Я подумал, не скрывается ли за его отношением нечто иное, худшее. У него был старший брат, ставший вагрантом; об этом у нас никогда не говорили, но Джек уже давно рассказал мне. Говорили, что такая слабость передается по наследству, и, может, отец считал мой интерес к вагрантам плохим предзнаменованием перед надеванием шапки в следующем году. Это было нелогично, но ведь человек, нетерпимый к глупости, может иметь свои слабости.

      Вспомнив, как странно вел себя новый вагрант в присутствии других, я решил выполнить приказ отца и несколько дней держался в стороне от их дома. Дважды