В этом нет сомнения. Джеймс Хедли Чейз

сунул купюру в пустой бумажник и сказал:

      – Мне давно известно, что у вас золотое сердце, Лу. Я стану рассказывать своим внукам о вашей щедрости. Малыши будут рыдать от умиления.

      Он фыркнул:

      – Теперь ты должен мне пятьсот двадцать три доллара, прибавь к этому двадцать пять процентов этой суммы. Ну, уходи!

      Я вышел.

      У дверей сидели двое пожилых, весьма обветшалых человека. Они ждали встречи с Лу. Их вид навеял на меня уныние, но я все же ухитрился весело улыбнуться Лиз. Потом я зашагал по улице. Приближаясь к своему убогому жилищу, я был полон надежд, как ни разу еще в своей жизни. Я надеялся, что сегодняшний день станет поворотным в моей судьбе.

      Когда я вошел в вестибюль отеля «Плаза», часы показывали 22.30.

      В мои лучшие времена я частенько наведывался в этот отель, а в его баре и ресторане назначал свидания с благосклонно расположенными ко мне куколками. В те дни швейцар непременно приподнял бы шляпу, приветствуя меня, но сегодня он просто равнодушно скользнул по мне взглядом, спеша вниз по лестнице к подъехавшему «кадиллаку», из которого вылезли толстый мужчина и еще более толстая женщина.

      Вестибюль отеля был наполнен обычной публикой, снующей взад и вперед и шумно приветствующей друг друга: мужчины в смокингах, женщины в боевом оперении. Никто не обращал на меня внимания, когда я подходил к газетному киоску. Особа, стоявшая за прилавком, очевидно с того дня, как был построен отель, улыбнулась мне:

      – Боже мой, хэлло, мистер Стивенс! Я часто о вас вспоминала. Вы уезжали?

      Ну что же, хоть кто-то меня не забыл.

      – Во Францию, – солгал я. – Как поживаете?

      – Сносно. Никто из нас не молодеет. А вы, мистер Стивенс?

      – Прекрасно! Дайте-ка мне «Ньюсуик», детка!

      Она глупо заулыбалась. Нетрудно обрадовать людей, необремененных деньгами или славой. Она протянула мне журнал, я заплатил. Затем вспомнил, что за мной могут наблюдать, и подарил ей свою чарующую улыбку, сказав, что она выглядит моложе, чем когда я видел ее в последний раз. Я оставил ее сияющей от радости и прошел через толпу к бару. Преодолел искушение угадать среди всех этих бездельников мистера Дюранта. Я все же надеялся, что он где-то здесь и наблюдает за моим представлением.

      Бар был набит битком. Мне пришлось протискиваться между сильно надушенными женщинами и толстопузыми мужчинами.

      Джо-Джо, бармен-негр, был занят коктейлями. С тех пор как я видел его в последний раз, он сильно растолстел. Он мельком взглянул на меня, потом присмотрелся и просиял:

      – Привет, мистер Стивенс! Через секунду обслужу вас!..

      Я уперся локтями в стойку. Еще один человек, помнящий меня…

      Когда Джо-Джо наконец подошел ко мне, я попросил сухого мартини.

      – Давно вас не видел, мистер Стивенс, – сказал он, потянувшись за шейкером. – Вы сильно изменились.

      – Да… Ты знаешь, как это бывает…

      Ему я не стал лгать, что ездил во Францию. Джо-Джо был осведомлен обо всем, что творилось в городе.

      – Конечно… Мы приходим и уходим, но мы непременно возвращаемся в этот город…

      Показалось