Культура и пространство. Моделирование географических образов. Дмитрий Николаевич Замятин

образом, может выступать как самый эффективный культурно-географический или политико-географический образ, который представит «квинтэссенцию» континента, страны или района, даже если сама она запечатлела совсем другие территории. Великий географический образ (каким можно, например, считать образ фронтира) спонтанно развертывает свои географические карты и способствует порождению множества интерпретаций, которые и сами, по существу, являются пространственно-географическими[125].

      Теоретическая география. Методологическое осмысление понятия географического образа происходило в середине и второй половине XX в. также в рамках развития теории самой географии. Следует сразу отметить, что теоретическая география активно соприкасалась здесь со страноведением, сравнительной географией и краеведением. Классические исследования образа места[126] и страны[127], формулирование содержательной значимости географических сравнений для формирования образа района[128] способствовали выявлению основных черт рационализации научной мысли с помощью географических образов. Вполне очевидным было также повышение эффективности географической мысли благодаря использованию образов.

      В концептуальном отношении процессы районирования и районизации, как правило, четко разводятся между собой, при этом утверждается, что «районированием порождаются субъекты высказываний и объекты деятельности»[129]. По сути дела, районирование – это уникальная субъект-объектная деятельность, не разрывающая, а как раз прочно соединяющая субъективные и объективные особенности функционирования территориальных структур общества. Следовательно, можно говорить о потенциальном существовании районов, а само пространство человека может трактоваться как «…плотное иерархическое полицентричное кружево»[130]. Подобный, хорошо обоснованный и содержательный подход позволяет проводить интересные интерпретации многих современных политических, экономических и культурных процессов в мире – так, известная концепция «многополярного» мира, по мнению Б. Б. Родомана, есть не что иное, как «тривиальная узловая районизация»[131]. Районирование – не только центральное понятие теоретической географии, но и широкий географический образ, позволяющий «осваивать» пространство и время общества.

      Закономерности и основные процедуры районирования могут обнаруживаться как путем обычных визуальных наблюдений, так и с помощью хорошо известных моделей и образов географических наук. Например, по состоянию растительности у дороги можно судить о расстоянии до поселения и его месте в территориальной иерархии; очень эффективны также аналогии, связанные с территориальностью животного мира[132]. Наиболее яркие и продуктивные образы – это геоморфологические образы, представляющие ряд процедур районирования как квазигеоморфологические

125

См.: Петровская Е. В. Указ. соч. С. 60–64.

126

Михайлов Н. Н. Образ места // Вопросы географии. Вып. 10. М.: Географгиз, 1948. С. 193–199.

127

Покшишевский В. В. Образ страны и образ жизни // Вопросы географии. Вып. 116. М.: Мысль, 1981. С. 50–60; Мироненко Н. С. Страноведение: традиции и проблемы развития // Вопросы экономической и политической географии зарубежных стран. Вып. 11. Советская экономическая география зарубежных стран: становление, современный уровень и перспективы (к 100-летию со дня рождения Ивана Александровича Витвера). М., 1990. С. 102–113; МашбицЯ. Г. Комплексное страноведение. Смоленск: Изд-во СГУ, 1998; Geography and National Identity / Hooson D. (Ed.). Oxford, Cambridge (Mass.): Blackwell, 1994; Hage G. The spatial imaginary of national practices: dwelling – domesticating/being – exterminating // Environment and Planning D: Society and Space. 1996. Vol. 14. P. 463–485.

128

Баранский Н. Н. Избранные труды: Становление советской экономической географии. М.: Мысль, 1980.

129

Родоман Б. Б. Территориальные ареалы и сети. Смоленск: Ойкумена, 1999. С. 14.

130

Там же. С. 173.

131

Там же. С. 175.

132

Там же. С. 58, 109.