Та, что правит балом. Татьяна Полякова

для него понятно. – Не стоило тебе к ней привязываться…

      Да, именно так: сама по себе ее жизнь не имела никакого значения, просто я допустила непростительную ошибку.

      – Слушай, а тебя не смущает, что ты только что убил двадцать восемь человек? – с неизвестно откуда взявшимся любопытством спросила я.

      Он как раз шагнул к окну, но повернулся, взглянув с изумлением, и засмеялся. Затем сел в кресло, раздвинув ноги, и, опершись на них руками, с усмешкой спросил:

      – Не поздновато задумалась, дорогая? О таких вещах стоило поразмышлять раньше, до того, как ты полезла в это дерьмо.

      – Значит, не смущает, – констатировала я.

      Его это разозлило.

      – Я выполняю работу, за которую мне платят. Вот и все. Это не моя война. Пусть те, кто ее затеял, пекутся о своей душе. И твой припадок совестливости сейчас совсем некстати. Так что советую тебе не валять дурака.

      – Один умный человек сказал: покаяться никогда не поздно.

      – Это не его распяли благодарные слушатели? Что ж, валяй, кайся. Выйди на площадь, поклонись на четыре стороны и попроси прощения. Как думаешь, за все твои грехи пожизненное тебе уже набежало или нет? Ну, лет-то на пятнадцать ты точно успела наворотить, я прав? У тебя будет время замолить грехи.

      – Катись отсюда, – устало сказала я.

      – Вот что, милая, – еще больше разозлился Ден. – Твоя попытка почистить совесть гроша ломаного не стоит. Дешевая мелодрама. Кому и что ты хотела доказать? Какой говенный мир вокруг и какая у тебя прекрасная душа? Ах, бедную девочку злые дяди заставили делать плохие вещи, а она пошла и удавилась. Чего ж хорошей девочке мешало держаться подальше от плохих дядей? Поздно, дорогая, поздно.

      – Ты прав, – кивнула я. – А теперь катись отсюда.

      Я в самом деле считала, что он прав. Прав, как ни противно это сознавать. И, даже отдав свою никчемную жизнь, Дашку я не верну. Он продолжал сидеть в кресле, с ненавистью глядя на меня. И уходить не собирался.

      – Вот что я тебе скажу, – продолжил он. – Завтра ты проснешься и начнешь цепляться за свою жизнь. И успеешь еще много чего натворить. Такие, как ты, любят тешить себя мыслями о совести и при этом пакостить ближним. Хочешь знать, как ты кончишь? Старой пьяницей, никому не нужной и самой себе противной. Если тебя, конечно, не пристрелят раньше. Ненавижу таких, как ты, – по слогам произнес он.

      – А как ты видишь свое будущее? Выйдешь на пенсию и будешь разводить цветы? Один знакомый придурок всерьез об этом мечтает.

      – Неужели? – Ден вдруг рассмеялся, запрокинув голову. – Забавно. Значит, Ник решил разводить цветы на пенсии?

      – С чего ты взял, что я говорила о Нике?

      – А ты имела в виду кого-то другого?

      – Значит, вы знакомы, – констатировала я.

      – Более или менее. Но цветы для меня новость. Дорогая, я очень хорошо знаю вашу лавочку, и кто там чего стоит, тоже. И о тебе я знаю все. Больше, чем ты сама о себе знаешь. Шлюха, дрянь, а теперь еще и дура. – Он поднялся и шагнул к двери. – Сладких снов, дорогая.

      Я натянула одеяло на голову,