Дети крови и костей. Томи Адейеми

дворце рождает идею.

      – Что насчет Лагоса? – спрашиваю я.

      – Сбежать не получится.

      – Не сбежать, – я качаю головой. – На их ярмарке полно аристократов. Я смогу продать парусника там.

      Прежде, чем кто-то из них скажет, что идея блестящая, я хватаю лист пергамента и бегу за рыбой.

      – Я привезу столько денег, что мы сможем заплатить три налога и купить новую лодку!

      Пусть Тзайн сконцентрируется на тренировках агбон, папа наконец сможет отдохнуть, а я сделаю хоть что-то правильно.

      – Ты не можешь уехать, – слабый голос папы обрывает мои мысли. – Слишком опасно для предсказательницы.

      – Опасней, чем попасть на работы? – спрашиваю я. – Если не уеду, именно это меня и ждет.

      – Я сам отправлюсь в Лагос, – говорит Тзайн.

      – Ни в коем случае, – я прячу завернутую в пергамент рыбу в короб. – Ты плохо торгуешься и провалишь сделку.

      – Может, я принесу меньше денег, но смогу себя защитить.

      – Думаю, у меня самой неплохо получается, – я взмахиваю посохом Мамы Агбы и убираю его в короб.

      – Папа, скажи, – Тзайн шикает на меня. – Если поедет Зел, она сделает какую-нибудь глупость.

      – Если я поеду, то привезу больше денег, чем вы видели за всю свою жизнь.

      Лоб папы нахмурен – он колеблется.

      – Торговать должна Зели, – наконец произносит он.

      – Спасибо!

      – …но, Тзайн, присмотри за ней.

      – Нет, – брат складывает руки на груди. – Кто-то из нас должен остаться с тобой, если стражники придут вновь.

      – Отведите меня к Маме Агбе, – говорит отец. – Я спрячусь у нее, пока вы не приедете.

      – Но папа…

      – И если вы не отправитесь в путь сейчас, к ночи не вернетесь.

      Тзайн закрывает глаза, сдерживая раздражение. Он закрепляет седло на широкой спине Найлы, а я помогаю папе встать.

      – Я в тебя верю, – шепчет отец, слишком тихо, чтобы брат мог услышать.

      – Знаю, – я завязываю старое одеяло на его изможденном теле. – И больше тебя не подведу.

      Глава третья. Амари

      – АМАРИ, ВЫПРЯМИСЬ!

      – Ради бога…

      – Сладкого тебе более чем достаточно!

      Я опускаю вилку с куском кокосового пирога и отвожу плечи назад, восхищенная тем, сколько колкостей мать может прошипеть на одном дыхании. Она сидит во главе медного стола с золотым геле[5], туго повязанным вокруг головы. Он ловит весь свет в комнате и сверкает, подчеркивая мягкий, медно-красный цвет ее лица.

      Я поправляю свой морской геле и стараюсь выглядеть царственно, желая, чтобы служанка больше не затягивала его так сильно. Пока ерзаю на стуле, янтарные глаза матери изучают одетых в лучшие наряды олойе[6], отыскивая прячущихся в толпе гиенэр. Аристократки ждут с приклеенными улыбками, хотя я знаю, что они шепчутся у нас за спиной.

      Я слышала, место ей в западных кварталах…

      У нее слишком темная кожа для королевской дочери…

      Мои

5

Традиционный нигерийский головной убор вроде тюрбана.

6

Буквально «носители титула», аристократы не королевских кровей.