Бойцовская порода. Лев Пучков

кими стишатами разродился обуянный спонтанным припадком лирической грусти боевой брат пресловутого Пса – Ваня Соловей, мастер ратного труда и вообще мастер на все руки.

      Стишок, сами видите, получился претенциозным и неотесанным. Ежели бы, допустим, фугас поставить, из гранатомета влупить по движущейся цели, пулемет починить, по-тихому зарезать кого-нибудь в ночи или, на худой конец, собаками загрызть – милое дело!

      А стишок… Это было некое божественное откровение. Представьте себе: сосновый бор, благоухающий чудодейственным хвойным экстрактом, каракулевые облачка, неспешно ползущие по неправдоподобно синему сентябрьскому небу… Подготовка к самому любимому с первобытных времен мужскому занятию – охоте на дикого зверя. А где-то неподалеку ходит юная, вечно желанная женщина, которую можно в любой момент отловить промеж сосен и с разбегу подвергнуть исполнению супружеских обязанностей в одной из замысловатых позиций, рекомендуемых индийскими затейниками. А можно и не в одной… В общем, бабье лето со всей атрибутикой, в самом полном смысловом объеме, который знающие люди вкладывают в это понятие.

      Ваня – по жизни малослов и педант – этого дикого для него приступа лиризма страшно стыдился и делиться своим огрехом поэтическим ни с кем не собирался, даже с той самой вечно желанной – женой Ниночкой. Но вредоносный егерь Василий (страхолюга волосистый!), удостоившийся чести соприсутствовать при божественном откровении, отчего-то вдруг стишок тот запомнил, записал и моментально растиражировал среди своих. Читайте, завидуйте – вот с таким пиитом, мать его за ногу, две недели жили под одной крышей и на кабана совместно охотились! Есть чем гордиться…

      Теперь, два года спустя, ситуация узнаваемо повторяется – с небольшими, правда, разночтениями. Вместо соснового бора – раскинувшийся на необъятных просторах могучий разлапистый ельник, подковой окаймляющий подернутые ряской просторы Дарьина болота. Но все равно тут хорошо, привольно и покойно, потому что на днях заморозки шарахнули и гнус весь передох. Неделей раньше я бы с огромным удовольствием посмотрел, как вы тут на приволье попробовали бы справить надобность и визжали бы, как порося недорезанное, когда вашу белую рыхлую задницу, исковерканную офисным креслом, синхронно атаковали бы минимум три взвода кровососучих гадов.

      А сейчас – прелесть! Сдохли гады, заморозка не вынесли. И такая благодать кругом! Тишина, ветерок паутинки таскает – бабье лето, одним словом. Хочется валяться возле костерка с шашлычком, поглаживать запотевший бок пивного бочонка и, мечтательно глядя в небо, слагать стишки. И охота присутствует в полном объеме – да такая увлекательная и азартная, куда там той, кабаньей, двухгодичной давности! Только вовсе не подготовка, а самый что ни на есть финал. Мы с вами проспали основную часть и угодили к развязке…

      По извилистой тропинке, петляющей в ельнике, топали трое. Вернее, собственно, топал один, второй висел, едва подавая признаки жизни, а третий прогуливался налегке, с непривычки запыхавшись и вспотев.

      Высокий плечистый мужик лет сорока, в изодранной окровавленной футболке, сквозь прорехи которой хорошо просматривались великолепно тренированные мышцы, тяжкой поступью двигался в сторону болота, сильно хромая на левую ногу. На его правом плече висел голый по пояс экземпляр Homo sapiens ненамного меньших размеров, судя по отменно развитой мускулатуре, также не склонный к сидячему образу жизни. Знающий человек сказал бы, что экземпляр сильно контужен и нуждается в оказании квалифицированной медпомощи – простреленные руки безвольно болтаются, голова окровавлена, из разверстого рта изредка вырывается слабый стон в обрамлении кровавых пузырей.

      Впрочем, сам «буксир» также пребывал в плачевном состоянии. Левое бедро его под располосованной повдоль брючиной было туго перетянуто пропитанной кровью тряпкой, сквозь которую просачивались крупные темные капли, а в левую голень хищно впился редкими зубами волчий капкан, при каждом шаге зловеще позванивавший волочившимся следом обрывком цепи. С точки зрения любого нормального индивида, человек с такими повреждениями должен мирно лежать без сознания либо заходиться в предсмертном вопле, пребывая в состоянии полноценного болевого шока. Но «буксир» с упорством боевого робота, запрограммированного на определенный алгоритм, размеренно пер свою нелегкую ношу к болоту, шумно всасывая напоенный хвойной субстанцией воздух и словно бы игнорируя присутствие идущего следом «охотника».

      «Охотник», двигающийся в пятнадцати метрах сзади, сильно отличался от своей «добычи». Был он субтильного телосложения, очень молод, с умненьким личиком сугубо университетского розлива, облачен в дорогой кожаный пиджак, подранный в нескольких местах в результате путешествия по колючим кустам. В руке молодой человек не очень умело держал любимца присной памяти Солоника – 9-миллиметровый семнадцатизарядный «глок», на боку у него болталась сумочка с упакованной в поролоновый чехол цифровой видеокамерой, а покрытое градинами пота румяное личико, приукрашенное незатейливыми на вид очками «S.T.Dupont» в золотой оправе, выражало усталое торжество, слегка разбавленное досадливым удивлением.

      Торжество было заслуженным, можно сказать – выстраданным. Молодой человек являлся