Быстрая и шустрая. Анна и Сергей Литвиновы

маленькое юное личико Дубов пялил в экран компьютера и даже не повернул «головы кочан» на звук открывающейся двери.

      Однако Женю он все же заметил, потому как, не отрываясь от монитора, молвил:

      – Марченко. – Голос его оказался бесцветным, напрочь лишенным интонаций. Он не вопрошал, не казался ни приветливым, ни рассерженным, ни раздосадованным. – Вы опоздали на сорок пять минут, – столь же равнодушно констатировал он, по-прежнему не глядя на Евгению.

      – Большие пробки. Незнакомая дорога. Вашей улицы даже на карте нет, – попыталась оправдаться Женя, беспомощно улыбаясь. Однако в ответ не услышала (как она втайне надеялась) никакой человечной, никакой мужской реакции. Ни капли интереса к ее, Жениной, личной жизни.

      Ни заинтересованного вопроса: «А на чем вы, такая юная, ездите?»

      Ни: «А далеко ли вам добираться?»

      Казалось, частная жизнь Евгении господина Дубова абсолютно не интересовала. Или – он и без того все о ней знал.

      По-прежнему не глядя на Женю, Дубов обронил:

      – На первый раз объявляю вам, Марченко, устное предупреждение. Если подобный инцидент повторится второй раз, вам будет вынесено письменное замечание. В третий раз вы будете оштрафованы. На сто долларов. Четвертого раза ни мы, ни вы – надеюсь! – не допустим.

      В продолжение всего монолога Дубов ни разу не глянул на Женю. Маленькое личико его оставалось бесстрастным. «Вот сухарь», – в сердцах подумала она. И сразу же придумала Дубову прозвище: «Хилый Босс».

      На ее прежнем месте понятие «трудовая дисциплина» было весьма условным. Имелись срочные дела – засиживались за полночь. Нет – приходили к обеду. Во всяком случае, на такую мелочь, как получасовое опоздание, особого внимания никто не обращал.

      «Может, я все-таки напрасно перешла сюда работать? – тоскливо подумала Женя. – Хотя… Наверное, за свои три штуки «зеленых» этот чурбан имеет право требовать… Где, скажите, мне еще столько же заплатят?..»

      – А теперь – ступайте к Бритвину, – закончил выговор начальник. Голос его оставался таким же безразличным. Смотрел он по-прежнему в сторону. – Вы поступаете в его распоряжение.

      Дубов наконец повернул к ней свое молодое, но бесцветно-скопческое лицо. Глянул сквозь очки. Его маленькие глазки оказались неожиданно жесткими.

      – Дима Бритвин теперь ваш, как говорится, царь, бог и воинский начальник.

      Хилый Босс соизволил изобразить подобие улыбки – если, конечно, поднятие на двадцать градусов левого угла рта можно назвать улыбкой.

      Женя улыбнулась в ответ и вышла из кабинета. Она пыталась себя подбодрить: «Чего мне бояться?! Подумаешь, Дубов!.. Хрен с горы!.. Хилый Босс!..» Но ноги отчего-то дрожали.

      К счастью, у начальственного кабинета ее уже ждал Бритвин. Он сочувственно взглянул на Женю:

      – Досталось? Забыл тебя предупредить – у нас опаздывать не принято… Ничего, что я на «ты»?

      – Ничего, Дмитрий Иннокентьевич, – вздохнула Женя. В горле отчего-то щипало,