Опасные удовольствия. Наталия Левитина

слышала ли я выстрел, здесь я помочь не в состоянии. Меня об этом уже несколько раз спрашивали. Увы! Мальчик из квартиры слева – у нас общая стена, общие электрические розетки, короче, общая жизнь – заядлый меломан. У Васи, как всегда, орала музыка, и мне приходилось подпевать, конечно.

      – И что вы пели в тот момент?

      – Что-то пела. Ну, Андрей, вы хотите от меня невозможного!

      – Верю в ваши силы. – Да… Я увидела эту девушку, такую несчастную, бледную… Но, знаете, какую-то очень решительную. – И подумала, что ее зовут Оля. Точно, я подумала, что ее зовут Оля. Почему? Странно. Накрапывал дождик. – Да, дождик моросил, а она была без зонта. И словно плакала, но это был дождь, а не слезы… Вспомнила! Я пела: «Оле-оле, это только слезы! Оле-оле, их никак нельзя понять!» А как ее зовут на самом деле?

      – Алена.

      – Вот уж не подумала, что такая скромная, интеллигентная девушка сможет выстрелить в человека. Хотя… Она выглядела очень расстроенной…

      На этом беседа, более плодотворная, нежели вчерашний обоюдоизматывающий разговор с Ириной, закончилась.

      Андрей с секундомером в руке наблюдал приезд передвижной мусорки – и действительно, машина простояла во дворе ровно полчаса – с девяти тридцати до десяти.

      Бар «Моника», в котором сидел мрачный Вячеслав Матвеевич, неторопливо поглощая легкий коктейль и пристально изучая сводки с фондовых бирж в немецкой газете «Ман унд Гельд», был чрезвычайно дорогим заведением – это отпугивало от него случайные малоденежные, но шумные компании. А внешняя неброскость и аскетичность обстановки ограждали от удалых и громогласных купцов, способных оплатить здесь счет, но не способных оценить уровень полета. В результате «Монику» посещала очень обеспеченная и очень сдержанная публика, типа президента «Ойлэкспорт интернешнл». Бар славился в кругу знатоков тишиной, изысканной картой вин и высокограмотным сомелье.

      Виола Батурская возникла в дверях «Моники» неожиданно для Вячеслава Матвеевича. Хотя он сам пригласил ее на свидание и ждал уже целый час, но, как всегда, появление Виолы заставило сердце Куницына биться быстрее, а газетная простыня, испещренная мелкими цифрами и исчерченная графиками, дрогнула в его руках.

      Вячеслав Матвеевич три минуты поработал Штирлицем – он поедал глазами чудесное светлое лицо Виолы, так, как это делал штандартенфюрер CC на безмолвной встрече с женой в ресторанчике «Элефант», – прежде чем привлек к себе внимание.

      Виола увидела Куницына и улыбнулась – радостно и скорбно одновременно. Вячеслав Матвеевич перебазировался со своим коктейлем за ее столик.

      – О, как это я тебя не заметила, Слава? Извини, я опоздала, – удрученно покачала головой Виола. – Колесо спустило.

      – И ты сама его меняла?

      – Конечно не сама. Представь меня с домкратом.

      – Не представляю.

      Вячеслав Матвеевич взял нежную руку Виолы и, потеснив губами прозрачный шифоновый рукав, поцеловал запястье.

      – Просто остановила автомобиль и три минуты взирала на проколотое колесо