Крестовый дранг. Руслан Мельников

лихую годину. Тяжко, небось, и беспокойно жить сейчас простому крестьянину, да под немецкой пятой.

      Перед открытыми воротцами слежался хороший плотный наст – копыта в снег не проваливаются, но и не разъезжаются по льду: скачи – не хочу. Хоть в полный галоп пускай лошадь по гладкой равнине. Поля, наверное, тут или лужок какой укрылись под белым покрывалом. Позади деревеньки тоже виднеется почти безлесая пустошь – только не такая плоская: более бугристая, холмистая, кочковатая с редкими деревцами – гниленькими, сухонькими и кривыми, да с чахлым болотным кустарником.

      Путники раздумывали недолго. Чего думать-то: и людям, и коням отдых потребен, а какое-никакое человеческое жилье все же лучше, чем очередная ночевка в лесу – в снежной норе или под еловым шатром. Бурцев глянул на товарищей. Заснеженные усы Освальда висели понуро и безрадостно. Сам рыцарь смотрел вокруг хмуро, в седле сидел нахохлившись, что твой воробей. Ядвига куталась в теплый плащ добжиньца, да только вряд ли промокшая шерсть хоть немного согревала сейчас девушку. Сыма Цзян до самого носа натянул огромную шапку. Не сразу и поймешь, что азиат… Лыжник Вейко, так и не севший на лошадь – тот вообще едва передвигал ноги, хоть и пыжился изо всех сил, скрывал усталость. Нет, как ни крути, а передохнуть нужно. Бурцев первым направил коня к распахнутым воротам.

      Двигались мимо приземистых покосившихся домиков осторожно, опасливо. Чудинские жилища – убогие, но для засад такие годятся, как нельзя лучше. Проехали шагом всю деревеньку. Снова уперлись в частокол. С этой стороны он был еще ниже и плоше – так себе, оградка от зверья. В нескольких местах тын прогнил и покосился, перекособочился от времени. Видно, беспечные хозяева не очень-то и боялись нападения с тыла.

      Здесь тоже был вход. Лаз, точнее. Еще одна – теперь уж одностворчатая хлипкая калитка, без претензий на большее. И тоже распахнута настежь. А за калиткой… За калиткой тянулась стежка следов. Такие же следы сбегались к узкому выходу от ближайших домов. Или все моостовцы уходили из родной деревни гуськом и притом совсем недавно, или… Или сюда кто-то пришел!

      Человек, до сих пор прятавшийся по ту сторону частокола, распрямился, поднялся в полный рост, шагнул в открытую калитку. Скуластое лицо, злые глазки-семечки, черные брови, редкие усики… Человек был в теплом тулупе поверх кожаного панциря. В железном шишаке с меховой оторочкой. С луком в руках. С натянутым луком. С мощным степным луком, от которого нет спасения.

      Глава 8

      – Пся… – изумлено выдохнул добжинец.

      – Стоять, – тихо, сквозь зубы приказал Бурцев. – И молчать! Никому не дергаться!

      Он лихорадочно прикидывал, кого из них выцеливает лучник и будет ли незнакомец в самом деле стрелять. Ядвига и Сыма Цзян послушно натянули поводья, остановили коней, замерли. Освальд все же потянулся за мечом. Вот тут-то все и произошло.

      Боковым зрением Бурцев уловил движение. Из дверных проемов низеньких домишек выскакивали воины в теплых стеганых штанах и плотных боевых халатах,