Кто остался под холмом. Елена Михалкова

произнес Макар тоном, каким экскурсовод провозглашает: «Фонтан Бернини». – Чем плохо? Пейзане шумною толпою по Беловодию кочуют!

      – Тем, что мы едем туда на автобусе, – буркнул Сергей.

      Как большинство людей, выделяющихся из толпы, он старался по возможности этой самой толпы избегать. Но Илюшин не позволил взять машину. «Ты читал описание города? Они до сих пор ездят на телегах. Твой джип там будет как НЛО посреди Тверской!» – «Сеном замаскирую». – «Не нужно провоцировать агрессию местного населения». – «А ты сейчас чем занимаешься?»

      Правда, в автобусе, кроме них, ехали только две старухи в платках и священник с добрым лицом, то и дело поглядывающий на них, но стесняющийся своего любопытства. Мелкий дождь, не отстававший всю дорогу, незаметно кончился. Бабкин задремал, а когда открыл глаза, увидел впереди белую башню. Автобус фыркнул, как лошадь при виде стойла, вскарабкался на холм, подпрыгнул и встал.

      Не было ни привычной сутолоки автобусной станции, ни курящих таксистов в разбитых «Жигулях». Старушки, священник и даже водитель автобуса исчезли, точно деликатность не позволяла им присутствовать при первой встрече приезжих с городом. На опустевшей площади под голубым небом ветер качал неведомую трын-траву и прыгал целеустремленный воробей, пытаясь выколупать из трещины в асфальте питательного жука.

      – Здрасьте! – озадаченно сказал Сергей.

3

      Достоверно известно было немногое. Родственника Оводова взял под опеку некто Герман Черных и перевез в Беловодье в августе двухтысячного года. В июле две тысячи пятого Карнаухов бесследно исчез. Герман был тем человеком, с которым пытался – безуспешно – разговаривать Оводов, и путь Илюшина с Бабкиным лежал к нему.

      Отеля, если верить справочнику, в городе не оказалось. Дело было не в численности населения, бывают и меньше города, где главная площадь перерублена бетонной коробкой гостиницы, перед коробкой высится бетонный человек, а перед человеком растут цветы в тяжелых бетонных клумбах. Населенный пункт; последнее слово – как бетонная плита, под которой замуровано десять тысяч жителей.

      Беловодье никто не назвал бы пунктом. Это был город – маленький, но город. Бетон в нем не приживался.

      Бабкин с Илюшиным нашли приют так: брели по улице, увидели женщину на крыльце, спросили, где принято останавливаться добрым людям. У меня можно, радушно сказала женщина, если шуметь не станете.

      – Чужие к нам редко ездят, – сказала она, показывая комнаты. – Далеко мы, а дороги – ну, сами понимаете.

      – Вы знаете Германа Черных? – спросил Макар.

      Она удивилась:

      – Его здесь все знают. Это же Герман!

      Одноэтажный каменный дом стоял чуть в стороне от главной площади. Небогатый, без лепнины и прочих излишеств, но опрятный, уважающий себя особняк с традициями. Над арочной дверью – выцветшая фанерная вывеска: то ли подлинная, то ли хорошая стилизация. «Фотографiя и художественное ателье».

      Им навстречу, приветливо улыбаясь, вышел невысокий подвижный человек с живыми карими