Белый пароход (сборник). Чингиз Айтматов

позабыть пригласить его на совет родственников по устройству чьих-либо поминок… Тут уж он крепко обижался и серьезно переживал обиду, но не оттого, что обошли его, – на советах он все равно ничего не решал, только присутствовал, – а оттого, что нарушалось исполнение древнего долга.

      Были у Момуна свои беды и горести, от которых он страдал, от которых он плакал по ночам. Посторонние об этом почти ничего не знали. А свои люди знали.

      Когда увидел Момун внука возле автолавки, сразу понял, что мальчик чем-то огорчен. Но поскольку продавец приезжий человек, то вначале старик обратился к нему. Быстро соскочил с седла, протянул сразу обе руки продавцу.

      – Ассалам-алейкум, большой купец! – сказал он полушутя-полусерьезно. – В благополучии ли прибыл твой караван, удачно ли идет твоя торговля? – Весь сияя, Момун тряс руку продавца. – Сколько воды утекло, как не виделись! Добро пожаловать!

      Продавец, снисходительно посмеиваясь над его речью и неказистым видом – все те же расхоженные кирзовые сапоги, холщовые штаны, сшитые старухой, потрепанный пиджачок, побуревшая от дождей и солнца войлочная шляпа, – отвечал Момуну:

      – Караван в целости. Только вот получается – купец к вам, а вы от купца по лесам да по долам. И женам наказываете держать копейку, как душу перед смертью. Тут хоть завали товарами, не раскошелится никто.

      – Не взыщи, дорогой, – смущенно извинялся Момун. – Знали бы, что приедешь, не разъезжались бы. А что денег нет, так ведь на нет и суда нет. Вот продадим осенью картошку…

      – Сказывай! – перебил его продавец. – Знаю я вас, баев вонючих. Сидите в горах, земли, сена, сколько хочешь. Леса кругом – за три дня не объедешь. Скот держишь? Пасеку держишь? А копейку отдать – жметесь. Купи вот шелковое одеяло, швейная машинка осталась одна…

      – Ей-богу, нет таких денег, – оправдывался Момун.

      – Так уж я и поверю. Скаредничаешь, старик, деньгу копишь. А куда?

      – Ей-богу, нет, клянусь Рогатой матерью-оленихой!..

      – Ну, возьми вельвета, штаны новые сошьешь.

      – Взял бы, клянусь Рогатой матерью-оленихой…

      – Э-э, да что с тобой толковать! – махнул рукой продавец. – Зря приехал. А Орозкул где?

      – С утра еще подался, кажется, в Аксай. Дела у чабанов.

      – Гостит, стало быть, – понимающе уточнил продавец.

      Наступила неловкая пауза.

      – Да ты не обижайся, милый, – снова заговорил Момун. – Осенью, бог даст, продадим картошку…

      – До осени далеко.

      – Ну, коли так, не обессудь. Ради бога, зайди, чаю попьешь.

      – Не за тем я приехал, – отказался продавец.

      Он стал закрывать дверцу фургона и тут-то и сказал, глянув на внука, который стоял подле старика уже наготове, держа за ухо собаку, чтобы бежать за машиной:

      – Ну, купи хотя бы портфель. Мальчишке-то в школу пора, должно быть? Сколько ему?

      Момун сразу ухватился за эту идею: хоть что-то он да купит у настырного автолавочника, и внуку действительно