По обе стороны огня (сборник). Валерий Поволяев

ума. – Немного посмеявшись, он стих и добавил: – А если серьезно, то от плаванья на подводных атомных лодках. За что, собственно, я и получил золотую звездочку. Та-ак, – Адмирал сделался суетливым, – Леопольду – колбасы… Иди сюда, Леопольд! – Адмирал ловким движением смахнул салфетку, лежавшую на столе, под ней в стеклянной кюветке высилась внушительная стопка тонко нарезанной колбасы «салями», Адмирал отделил от стопки несколько скибок. – Это тебе, Леопольд!

      Напыжившемуся, малость прибравшему себя Ване, – встопорщенности чуть поубавилось, – он дал половинку мягкой белой булки, Тотоше кинул в ванну сыру – Тотоша любила голландский сыр и сыр рокфор, губа у лягушки была не дура.

      – У всех есть работа для челюстей, все при деле, – удовлетворенно проговорил Адмирал, снова принимаясь за чай.

      Пил он неспешно, со вкусом, с толком, сосредоточенно, изредка поглядывая на Шаткова и болтая о всякой чепухе – о мелочах в основном, о которых ныне и говорить-то грешно, а потом вскользь пробросил вопрос:

      – Ну что, обиделся на Николаева?

      «Уж не Николаев ли подставил мне этого дедушку русского подводного флота? – невольно подумал Шатков. – Чтобы выведал то, выведал сё… А?»

      – А чего, собственно, обижаться? – проговорил он как можно более равнодушно. – Бесполезно обижаться! Тем более, я все понимаю… Без разных строгостей Николаеву не обойтись.

      Адмирал добродушно хмыкнул, словно бы поддерживая Шаткова (действительно, против лома нет приема, кроме лома), отщипнул от слипшейся стопки колбасы еще несколько скибок, дал коту. Леопольд довольно заурчал, он глотал колбасу, как собака, совсем не по-кошачьи, – не разжевывая, не смакуя пищу, ему, словно иному грубому мужику, важно было только набить желудок, а чем набить – неважно. Шатков подивился – обычно коты едят очень разборчиво, аккуратно и с чувством.

      – Но-но, Леопольд, не подавись, – предупредил кота Адмирал, погладил по спине, поднял голову и спросил у Шаткова: – Прописан-то в Москве?

      – В ней самой, в Белокаменной.

      – Женат?

      – Нет.

      – Но девушка добрая, лю́бая, надеюсь, у тебя имеется?

      Отставив от себя чашку чая, Шатков сморщился, словно бы на зуб ему попала твердая горошина, и вид его настолько был красноречив и горек, что Адмирал поспешил сказать:

      – Понимаю, понимаю… Все понимаю. Извини меня, старика.

      – Была девушка, да сплыла, – пояснил Шатков.

      – Дело твое такое, молодое – сегодня сплыла, завтра приплыла. А отец-мать существуют?

      – Нет. Я воспитывался в детском доме.

      – Вот как? – Адмирал шумно отхлебнул чай из чашки. – Люблю хороший напиток, – восхищенно признался он. Адмирал потянулся к магнитофону, нажал на клавишу. – В Древнем Египте музыкой лечили людей, – сказал он, – а Платон видел в музыке средство для воспитания человеческого характера. Детдом – это что ж… Это значит, что и родственников у тебя нет?

      – Это значит,