Давай поговорим! (сборник). Михаил Попов

Программа «Взгляд» вновь вернулась к нам.

      В течение всего лишь получаса, используя один только хорошо наточенный (им же) топорик и какие-то клинышки, Леня справился с застарелой и, как казалось, неизлечимой болезнью лестницы, ведущей наверх, в кабинет Модеста Анатольевича, к пресловутому сейфу. Дело в том, что ступая по ней, ты никогда не знал, какая именно ступенька издаст в этот раз склеротическую трель. Всякие приходили плотники, меняли отдельные ступеньки, но это не приносило эффекта. Нужно, оказывается, было скорректировать всю конструкцию. Леня вправил один деревянный позвонок, и лестница ожила, вернее умерла.

      Обошли мы дом и с внешней стороны. Новый сторож проверил окна, запоры и прочее в том же роде. Подольше задержались у задней, глухой веранды. Дверь, ведущая на нее, была заперта еще в незапамятные времена, а ключ утерян. Да это и к лучшему, так спокойнее. Наша дача не конспиративная квартира, чтобы иметь два выхода. Леня присел на корточки перед нею, поковырялся отверткой в замочной скважине, задумчиво прошептал своими хохляцкими губами «чаго гэта», да этим обход и кончился. Вернее, мог бы кончиться. Если бы я не вспомнил еще об одном «спускателе». О сливном бачке в туалете на первом этаже.

      Я увидел, как перекосилась физиономия Шевякова. Этот туалет располагался как раз возле комнаты Маруси, с которой бывшему сторожу, после состоявшегося меж ними объяснения, встречаться было весьма болезненно. Младшая дочка Модеста Анатольевича, кажется, еще почивает после обеда. Инспекция этого туалета может быть ею истолкована превратно. Все дело в необычном устройстве этого отхожего места, оно имеет два входа, один из коридора, второй из комнаты Маруси. Так что, входя к бачку, Шевяков в известном смысле проникал и в жилище девицы, то есть туда, откуда его совсем недавно и решительно выставили.

      Но неисправный туалет есть неисправный туалет, Леня в силу своего характера не мог допустить такого безобразия. Мы отправились.

      Пока новый сторож боролся за нормальную водосбрасываемость бачка, Шевяков стоял бледный, напряженный, явно боясь Марусиного появления. Но за ее дверью было тихо. На шум сантехнических работ явился Арсений Васильевич Барсуков, человек еще неделю назад казавшийся мне странным и милым, а теперь представляющийся странным и опасным. Кто он такой? Сам он о себе ничего не рассказывает, Модест Анатольевич от разговоров на эту тему, усмехаясь, уходит. Маруся, само собой разумеется, ничего о нем знать не может. Приехал Арсений Васильевич в дом академика неделю назад, был рекомендован «стариннейшим другом», но было видно, что гость он незваный. Да и «стариннейшим другом» шестидесятилетнему академику этот максимум сорокалетний дядя быть не мог.

      Почему он мне сначала показался милым? Маруся как-то на кухне порезалась рыбным ножом. Увидев это, Арсений Борисович тут же принес флакончик с какой-то мазью, помазал рану и сказал, что к вечеру все пройдет. Все прошло уже через два часа. На месте пореза был едва различимый белый шрам.