Остров живого золота. Анатолий Полянский

менной кладкой, он оказался способным выдержать любой снаряд.

      Здесь-то и разместил свой КП капитан Свят, когда наступление штурмового отряда было приостановлено. Рассчитывал – ненадолго: подтянут артиллерию, резервы… Но прошло полдня, а батальон – ни с места. Немцы головы поднять не дают. Стоит высунуться, как открывают ураганный огонь. И откуда такая прыть?

      Будь это ближе к центру города, на подступах к Рейхстагу, – понятно: фашистское командование бросило туда все силы. А здесь, на второстепенном направлении, сопротивления особенного не ожидалось.

      Ударами наших частей берлинский гарнизон был рассечен на три неравные части. Им досталась, считай, самая малочисленная, ослабленная, с которой намечалось управиться до Первого мая. И вдруг неожиданно заело. Обидно…

      Привалившись к сырой заплесневелой стене, Свят через амбразуру угрюмо разглядывал канал. Неширокая мутная полоса воды была зажата гранитными берегами. С обеих сторон к ним почти вплотную подступали гигантские развалины, а чуть дальше по течению просматривался пустырь с нелепо торчащими кое-где расщепленными стволами деревьев – все, что осталось от обозначенного на карте парка. Панорама была затянута плотной сизой кисеей дыма, отчего очертания строений выглядели размытыми.

      На душе у Свята было муторно. Проклятый канал! Сколько здесь полегло ребят! В таком пекле побывали, и вдруг в самом конце войны… От невеселых дум его оторвал голос связиста, звавшего к телефону. Свят подошел неохотно, предчувствуя, что разговор предстоит не из приятных.

      – Седьмой слушает.

      В трубке громко зарокотал сердитый бас комполка:

      – Ты что там топчешься, седьмой? Наши уже к Рейхстагу подходят, а вы возле какого-то паршивого канальчика застряли. Его же переплюнуть можно!

      Свят вздохнул. Легко сказать: «Переплюнуть». Гитлеровцы на том берегу засели в глубоком бункере. Под прицелом у них каждый метр. Разумеется, сломить сопротивление врага необходимо – двух мнений быть не может. Но во что это обойдется…

      Беречь людей – в этом Свят видел чуть ли не главную свою командирскую обязанность. На учении он гонял бойцов до изнеможения. Потому, наверное, и прослыл беспощадным. Уж если бежишь, говорил, то чтоб гимнастерка взмокла, а поползешь – пусть шинель на брюхе до дыр протрется. Когда его солдаты рыли траншеи, то даже в камне они были полного профиля, а блиндажи покрывались тремя-четырьмя накатами независимо от того, располагались ли в них на день или на месяц.

      – Седьмой, ты слышишь? – спросил комполка.

      – Так точно, товарищ первый, – неохотно подтвердил Свят.

      – Что же ты намерен предпринять?

      – Думаю…

      Он знал, почему так торопит его комполка. Сейчас торопятся все. Страна, народ ждут победного завершения последнего этапа войны. Но теперь, когда страшная битва приближается к концу, особенно грустно терять людей. Ведь каждый, кто уцелеет, сможет вернуться домой. Домой!.. Свят представляет, как ждет его с фронта Настя. А Борька… Тот спит и видит себя у батьки на плече. И так у каждого солдата…

      Ждет возвращения своих сынов и матушка-земля. Оскудела она за четыре года. На всех оставшихся в живых ляжет двойная, тройная трудовая нагрузка.

      – Думай! – вернул Свята к действительности комполка. – Но помни: до темноты ты должен быть на том берегу!

      – У немцев очень сильная оборона. Зеркало реки сплошь простреливается. Подавить огневые точки не можем, потому что не знаем их точного расположения.

      – А мост?

      – Взорван. Он был заминирован.

      – А, черт! Восстановить нельзя?

      – В среднем пролете отсутствует настил.

      – Здорово ты мне разобъяснил… – Комполка начинал сердиться. – Не вижу стремления вперед, седьмой!

      Свят стиснул зубы. Ответил, однако, спокойно, только голос стал чуть хрипловатым:

      – Докладываю объективную обстановку, товарищ первый…

      Он был обижен. Комполка должен бы знать: если комбат-один говорит, что выхода нет, – значит, его на данном этапе действительно нет. Воюют-то вместе не первый день.

      – Послушай, Иван Федорович, – переменил тон комполка, – на меня ведь тоже жмут. У тебя опыта на десятерых служивых хватит! Старый десантник! Ну вцепись ты в тот берег, ради бога! Хотя бы несколько десятков метров отхвати…

      Свят невольно тронул косой шрам у виска – памятку о десантировании за Вислой. Крепко его там царапнуло – два месяца в госпитале латали. А в результате врачи навсегда запретили прыгать.

      – Понял вас, товарищ первый, – отозвался капитан. – Многого не обещаю, но попробую. Попрошу вас помочь артиллерией да к вечеру разведчиков подослать. Надо прощупать немецкую оборону и найти в ней хоть какую-нибудь слабинку.

      Свят вернул телефонисту трубку, задумчиво пригладил торчащие вразнобой жесткие волосы. Каску он старался не носить. После ранения она давила на виски и вроде бы даже мешала думать.

      Возвратившись на облюбованное им место, Свят снова прильнул