451° по Фаренгейту. Рэй Брэдбери

он сейчас встанет, подойдет, прикоснется к Монтэгу, вскроет его вину, причину его мучений. Вину? Но в чем же его вина?

      – Ваш ход, Монтэг.

      Монтэг взглянул на сидящих перед ним людей. Их лица были опалены огнем тысячи настоящих и десятка тысяч воображаемых пожаров; их профессия окрасила неестественным румянцем их щеки, воспалила глаза. Они спокойно, не щурясь и не моргая, глядели на огонь платиновых зажигалок, раскуривая свои неизменные черные трубки. Угольно-черные волосы и черные как сажа брови, синеватые щеки, гладко выбритые и вместе с тем как будто испачканные золой, – клеймо наследственного ремесла! Монтэг вздрогнул и замер, приоткрыв рот, – странная мысль пришла ему в голову. Да видел ли он когда-нибудь пожарного, у которого не было бы черных волос, черных бровей, воспаленно-красного лица и этой стальной синевы гладко выбритых и вместе с тем как будто давно не бритых щек? Эти люди были как две капли воды похожи на него самого! Неужели в пожарные команды людей подбирали не только по склонности, но и по внешнему виду? В их лицах не было иных цветов и оттенков, кроме цвета золы и копоти; их постоянно сопровождал запах гари, исходивший от их вечно дымящихся трубок. Вот, окутанный облаком табачного дыма, встает брандмейстер Битти. Берет новую пачку табаку, открывает ее – целлофановая обертка рвется с треском, напоминающим треск пламени.

      Монтэг опустил глаза на карты, зажатые в руке.

      – Я задумался. Вспомнил пожар на прошлой неделе и того человека, чьи книги мы тогда сожгли. Что с ним сделали?

      – Отправили в сумасшедший дом. Орал как оглашенный.

      – Но он же не сумасшедший!

      Битти молча перетасовывал карты.

      – Если человек думает, что можно обмануть правительство и нас, он сумасшедший.

      – Я пытался представить себе, – сказал Монтэг, – что должны чувствовать люди в таком положении. Например, если бы пожарные стали жечь наши дома и наши книги.

      – У нас нет книг.

      – Но если б были!

      – Может, у вас есть?

      Битти медленно поднял и опустил веки.

      – У меня нет, – сказал Монтэг и взглянул мимо сидящих у стола людей на стену, где висели отпечатанные на машинке списки запрещенных книг. Названия этих книг вспыхивали в огнях пожаров, когда годы и века рушились под ударами его топора и, облитые струей керосина из шланга в его руках, превращались в пепел. – Нет, – повторил он и тотчас почувствовал на щеке прохладное дуновение. Снова он стоял в передней своего дома, и струя воздуха из знакомой вентиляционной решетки холодила ему лицо. И снова он сидел в парке и разговаривал со старым, очень старым человеком. В парке тоже дул прохладный ветер…

      С минуту Монтэг не решался, потом спросил:

      – Всегда ли… всегда ли было так? Пожарные станции и наша работа? Когда-то, давным-давно…

      – Когда-то, давным-давно!.. – воскликнул Битти. – Это еще что за слова?

      «Глупец! Что я говорю, – подумал Монтэг. – Я выдаю себя». На последнем пожаре в руки ему попалась книжка детских сказок,