Вратарь и море. Мария Парр

в ту сторону, где небо ложилось на воду.

      – А Коббхолмен – вот он.

      Остров чернел одинокой точкой посреди сплошной синевы. На нем стоял лишь маяк – и все.

      – Это необитаемый остров? – спросила Лена.

      – Ну теперь да, – ответил дед. – А раньше там жили.

      Мы с Леной во все глаза смотрели на крошечный остров и притихший маяк. Ничего себе – вот так жить. Посреди океана.

      Катер подошел ближе, и мы увидели дом и хлев. А между черных камней разглядели травяные заплатки.

      Дед тоже молча смотрел на маяк.

      – Трилле, ты знаешь, что твоя бабушка тут выросла?

      – Чего?

      Дед кивнул и повел катер к бакену, который качался на волнах чуть дальше в море.

      – У тебя есть бабушка? – недоверчиво спросила Лена. – А как ее зовут?

      – Она умерла, – ответил я. – Еще когда папа был маленьким.

      – А-а.

      Лена ничего больше не сказала, только задумчиво смотрела на маяк.

      Спокойными, отработанными движениями дед готовился тащить перемет. О бабушке он редко говорит вслух. Но когда мы идем на кладбище за церковью, у нас с собой всегда два букета – один бабе-тете, а второй настоящей бабушке. У нее на могиле лежит небольшой круглый камень, непохожий на все соседние. «Очень скучаем» – написано на нем в самом низу.

      Я долго смотрел на остров перед нами. Вокруг маяка и Коббхолмена как будто очертился круг света. Надо же, мама моего папы здесь выросла. Неужели ее папа был смотрителем маяка?

      – Поберегись! – сказал дед и включил лебедку. Механизм затарахтел, заходил ходуном, и шнур начал наматываться на бобину.

      Вытягивать перемет – это как киндер-сюрприз открывать. Никогда не знаешь, что попалось на крючки. Но у деда всегда ловится рыба, и никто в деревне не знает рыбные места лучше, чем он.

      Однажды в юности дед поймал палтуса больше своего роста, я видел фотографию. И я прямо мечтаю, что дед снова поймает такого же. Поэтому я всегда свешиваюсь за борт чуть не на полметра, когда мы вытягиваем перемет. Дед мне это разрешает. В море с ним вообще легко договориться, он только строго следит, чтобы никто не подходил вплотную к лебедке: дяде Тору в детстве так оторвало полпальца.

      Папа настаивает, чтобы дед приделал к лебедке кнопку экстренной остановки. Это, мол, обязательное правило. Но в море дедом никто командовать не может. Когда от него чего-то требуют, он этого не делает из принципа. Лучше учить ребят быть осторожными, говорит он.

      Мы с Леной свесились за борт, насколько хватило смелости, и кричали деду, когда с переметом вытягивалась очередная рыба. Уже с половину крючков было выбрано, и тут под водой заблестело что-то большое и гладкое.

      – Ух ты! – завопила Лена. – Ну и громадина, ёрики-морики! Ларс, тащи-и-и!

      Гигантская треска плюхнулась на дно. Лена издала радостный клич и принялась скакать вокруг. Совсем чокнутая.

      – Кнопка, когда ты в следующий раз соберешься с нами в море, поставим перемет на палтуса, – засмеялся дед, потирая руки. – Увидишь наконец большую рыбу. Если тебе, конечно, не противно