Последний Намсара. Боги света и тьмы. Кристен Сиккарелли

танец, – повторил он, поднимая глаза.

      Их взгляды вновь встретились, и от неожиданности Ашу опять взяла оторопь.

      – Место и время на мой выбор.

      Рука Аши привычно метнулась к бедру, но топор по-прежнему лежал на груде доспехов.

      – Выбери что-нибудь другое.

      – Я не хочу ничего другого, – покачал он головой, глядя на руку Искари.

      – Уверена, это не так, – Аша продолжала буравить слугу взглядом.

      Он посмотрел на нее в упор.

      – Глупец может быть уверен в чем угодно, но это не значит, что он прав.

      Ярость вспыхнула в Аше с новой силой. Ей послышалось или этот скралл только что назвал ее дурой?

      В три прыжка она подлетела к доспехам, схватила топор и прижала острое сверкающее лезвие к его горлу. Если понадобится, она вырвет этот наглый голос из глотки.

      Ступка выскользнула из рук невольника. Он сжал челюсти, но не отвернулся. Воздух между ними словно сгустился и задрожал. Слуга Джарека был на полголовы выше Аши, но она привыкла справляться и с более крупной добычей.

      – Не испытывай мое терпение, скралл, – процедила она, сильнее надавливая на горло.

      Он опустил глаза.

      Наконец-то, с этого и надо было начать.

      Концом рукоятки Аша со всего размаха толкнула его в плечо, заставив отлететь на несколько шагов. Он ударился спиной о полки с горшками, с грохотом обрушив их на пол.

      – Ты будешь держать язык за зубами, – зло сказала она, – потому что, если проговоришься, даже Джарек тебе не поможет.

      Невольник молча разглядывал пол.

      Развернувшись, Аша вышла из комнаты. Сейчас у нее нет времени тащить провинившегося слугу к хозяину и перечислять все его проступки. Ей нужно найти шелковые перчатки, прикрыть повязку на руке и отправиться на разговор с отцом, притворившись, что все в порядке. Ведь он до сих пор ее ждет.

      Она разберется с невольником Джарека позже.

Рождение Охотницы

      Когда-то, давным-давно, в далеком королевстве жила девчонка, до дрожи обожавшая все опасное, темное и зловещее, любившая запретные древние напевы.

      Ей было неважно, что эти напевы убили ее мать, что до нее они погубили тьму народа. Девчонка позволила им зазвучать снова – завладеть сердцем, опустошить душу и превратить ее в жестокое существо. Злоба привлекала драконов, что веками сжигали дома ее предков и убивали их семьи, смертоносных, огнедышащих драконов. Девчонке было все равно.

      Под покровом темноты она кралась по крышам домов, петляла в лабиринте опустевших улиц и тайком покидала город. Она взбиралась на лесистые горные отроги Расселины и заводила один древний напев за другим.

      Она так часто и так громко пела эти зловещие сказания, что разбудила самого свирепого зверя, черного, как безлунная ночь, старого, как само время. Она разбудила Кодзу, Первого Дракона.

      Кодзу загорелся желанием, чтобы девчонка осталась с ним, дабы владеть смертоносной силой, срывающейся с ее губ. Он захотел, чтобы она будоражила своими напевами лишь его одного на веки вечные. Кодзу заставил несносную