Снежная роза. Валерия Вербинина

два часа из воды извлекли завернутое в плед тело, которое кто-то для верности обмотал еще и тяжелыми цепями. Судя по всему, убийца очень не хотел, чтобы Морис де Фермон когда-нибудь всплыл.

      – Откуда цепи? – пробормотал Буало себе под нос, накрывая ладонью монету, пляшущую на столе.

      Он предпочитал думать о цепях, хотя, по правде говоря, ему следовало бы скорее поразмыслить о том, в какой форме преподнести Раймонде, графу де Круассе и близким Мориса весть, что тот стал жертвой преступления. Потому что все приметы убитого совпадали с приметами де Фермона, а раз не оставалось сомнений, что труп, вытащенный из Сены, принадлежит именно ему, у комиссара больше не было пространства для маневра.

      – Вот черт побери! – не удержался он.

      И снова закрутил монету волчком.

      Итак, Морис де Фермон застрелен, Симона, она же Франсуаза Дюфур, исчезла, а перчатки графини де Круассе обнаружились в машине жертвы. Допустим, Морис влюбился в Натали и решил бросить старую любовницу. Могла ли Симона убить его?

      …А почему, собственно, нет?

      Опять телефон. Чертыхнувшись, Буало хлопнул ладонью по монете и левой рукой снял трубку.

      – Комиссар Буало.

      – Комиссар, это бригадир Шапель. Я тут в Сен-Клу выяснил кое-что, что может вас заинтересовать. Вилла, на которой жила Франсуаза Дюфур, раньше принадлежала отставному капитану, который всю свою жизнь провел в море. При нем на вилле были разные морские штуковины, причем не только раковины, но и куски якорных цепей, и сигнальные флаги, и даже целая носовая фигура корабля. Когда капитан умер, всю эту рухлядь хотели выбросить, но не успели, а теперь ее нет на месте. Точнее, цепей нет. Вы понимаете, да? Труп был завернут в плед и обмотан якорными цепями. Плед с виллы, цепи отсюда же… Получается, убийца именно здесь заворачивал труп и отсюда ехал бросать его в воду.

      – Мне нужна Франсуаза Дюфур, – сказал комиссар тяжелым голосом.

      – Да, комиссар. Конечно, комиссар. Как только мои люди что-то разузнают, я немедленно вам сообщу.

      В который раз Буало повесил трубку и машинально закрутил волчком монету. Ему надо было разобраться в себе.

      Почему он не поехал утром на берег Сены? Половина его коллег предпочла бы оказаться там, чтобы присутствовать при подъеме тела.

      Почему не отправился в Сен-Клу и лично не осмотрел виллу любовницы Мориса?

      Почему он только давал поручения, говорил по телефону, вертел монетку – и думал? Почему его упорно не оставляло ощущение, что в этом деле, таком простом с виду, таится какой-то тщательно замаскированный подвох?

      В дверь негромко постучали.

      – Войдите! – крикнул комиссар, даже не скрывая своей досады.

      К его изумлению, на пороге стоял следователь Тардье. Обычно следователи не ходили к комиссарам, даже самым заслуженным. Прокуратура традиционно ставила себя выше полиции – и требовалось что-то из ряда вон выходящее, чтобы она забыла о своем месте в иерархии государственной власти.

      – Надеюсь, я не помешал? –