Снежная роза. Валерия Вербинина

кладывать о приходе подобных посетителей.

      – Хочет видеть? – с легкой усмешкой промолвил граф, складывая газету и бросая ее на стол. Слуга покраснел, осознав свой промах. – Ну что ж, пригласите его сюда, Виктор.

      Слуга скрылся за дверью, и через несколько мгновений порог гостиной переступил невысокий и немолодой уже господин, куда больше смахивающий на почтенного буржуа, чем на полицейского. Костюм, запонки, часы на цепочке, идеально начищенные ботинки – еще немного, и вы бы окончательно утвердились в мысли, что перед вами какой-нибудь обеспеченный рантье, не имеющий в жизни особых хлопот, если бы не глаза. Вот они-то больше всего выдавали настоящую профессию посетителя. Ему оказалось достаточно одного беглого взгляда, чтобы охватить гостиную с ее великолепной старинной мебелью, изысканными коврами и портретом молодой женщины на стене. Если бы понадобилось, Буало легко мог бы впоследствии назвать, сколько ваз насчитывалось в комнате и какого оттенка были шторы на окнах, хотя, по правде говоря, куда больше его занимал хозяин дома. Граф был худым высоким блондином с острым лицом, серыми глазами и тонкими губами. С виду он куда больше походил на британца, чем на француза, и в самом деле, мать его являлась англичанкой. Также Буало знал, что графу сорок шесть лет, что он женат вторым браком и что его взрослую дочь зовут Раймонда.

      – Прошу вас, присаживайтесь, господин… – граф сделал вид, что забыл фамилию посетителя. Также Буало не преминул отметить про себя, что, хотя хозяин дома и поднялся навстречу гостю, руку граф ему не подал.

      – Комиссар Буало из уголовной полиции. Я пришел по поводу вашего зятя.

      – Вы нашли Мориса?

      – Пока еще нет. Я хотел бы просто задать несколько вопросов… без протокола, если вы не возражаете.

      – Ну что ж, если это необходимо… Вы ведь с набережной Орфевр, не так ли? – Хозяин дома вернулся на свое место за столом, в то время как Буало удобно устроился в одном из мягких кресел со светлой обивкой. – Мне казалось, что делом занимается комиссар Гренье.

      – Он заболел, – лаконично ответил гость. – Так что дело передали мне.

      Граф нахмурился. Интересно бы знать, чем он недоволен, помыслил Буало. Не хочет вновь открывать постороннему лицу все семейные обстоятельства или есть что-то еще, что ему не нравится?

      – Откровенно говоря, я не вижу, чем могу помочь вам, комиссар… Все, что знал, я уже рассказал вашему предшественнику. Мои показания должны быть в деле…

      – Вы хорошо знали исчезнувшего Мориса де Фермона?

      – Полагаю, что да, раз уж он был моим зятем, – ответил граф с легкой иронией, которую, впрочем, даже не считал нужным скрывать.

      – Вы не возражали против его брака с вашей дочерью?

      – С какой стати? Морис из прекрасной семьи, Раймонде он очень нравился.

      – Их брак был безоблачным?

      Серые глаза сузились – граф тотчас же учуял ловушку.

      – Я полагаю, – проговорил он, более тщательно, чем обычно, подбирая слова, – лучше спросить об этом мою дочь. Со стороны…

      Он не стал оканчивать фразу и лишь развел руками.

      – Но ведь у вас наверняка было свое мнение? – настаивал Буало.

      – Оно к делу не относится.

      – Может быть, вы предоставите мне судить об этом?

      Граф откинулся на спинку стула.

      – Что, собственно, вы желаете услышать, господин комиссар? Раймонда сделала свой выбор и… и несла за него ответственность. Да, у Мориса были некоторые недостатки, которые… скажем так, осложняют семейную жизнь.

      – Насколько осложняют?

      Больше всего комиссару сейчас хотелось заставить своего собеседника отказаться от обтекаемых, полных намеков и в то же время пустых фраз; в глубине души Буало, может быть, даже рассчитывал на то, что граф взорвется. Когда допрашиваемый в гневе, становится видно его истинное лицо – точнее, одно из лиц, потому что комиссар по опыту знал, что каждый человек, в сущности, многолик, многогранен, непоследователен, нелогичен и при всем при том – верен себе.

      – Бросьте, комиссар, – промолвил граф, усмехаясь. – Пари держу, что вам уже все известно.

      А он вовсе не глуп, одобрительно подумал Буало. Тем лучше – было бы слишком утомительно иметь дело со спесивым аристократическим индюком, который больше всего печется о том, как бы чего не вышло.

      – Он играл, – продолжал хозяин дома. – Крупье всех казино от Бадена до Биаррица знали его в лицо. Кроме того, Морис не пропускал ни одних скачек и делал крупные ставки. Наверное, в одном Лоншане[1] он просадил целое состояние… Ну и, наконец, женщины.

      – Полагаю, у них есть имена? – осведомился Буало учтивейшим тоном.

      Тонкие губы его собеседника сжались.

      – Наверняка. Но я – последний человек, с которым Морис стал бы обсуждать свои похождения.

      – И до вас не доходили, например, слухи…

      Граф пожал плечами.

      – Кажется, его пассии были далеки от светского

1

Ипподром возле Парижа, пользовавшийся широкой популярностью.