Дневник Анжелики Пантелеймоновны. Алекс Экслер

Светка, – это крутой байкер из соседней школы. Очень колоритный чувак.

      – Золотарем, что ли, работает, – интересуюсь я, – раз калоритный? А ты его приглашать не боишься? Вдруг амбре весь праздник испортит?

      – Да ну тебя, мама! – злится Светка. – Что за серость? Он – колоритный! От слова «колор», что значит цвет.

      – Светка! – пугаюсь я. – А ты не зря негра к нам в дом пригласила? Черт его знает, как Петя на него отреагирует. Он же из гаража придет под сильным газом. Ты ж понимаешь.

      – Какой, нафиг, негр! – орет Светка. – Обычный евразиец!

      – Еврей? – спрашиваю я. – А-а-а. Ну тогда – не страшно. Петя евреев уважает, потому что они портвейн не пьют и похмельем по утрам не страдают. У него на заводе есть один рабочий – потомственный еврей. Так Петя говорит, что на весь завод по утрам только он один и работает, пока остальные пивом оттягиваются.

      – Мама! – говорит Светка. – Ну сколько можно? «Череп» – обычный парень. Может быть он еврей, хотя по нему этого и не скажешь, но самое главное, что он – байкер!

      – Понятно, – говорю. – Байкой торгует. Коммивояжер. Уважаю.

      – Все, мам, – отвечает Светка. – Закончили обсуждение моих гостей. Сама все увидишь.

      Ну, закончили, так закончили. Я пошла курей в духовку запихивать, а Светка занялась украшением ведер с салатом.

      Через полчасика раздался звонок в дверь. Светка побежала открывать, а я в конце коридора затаилась и заняла наблюдательный пост. Сначала пришли двое ребят и одна девушка. Врать не буду, одеты очень прилично, у ребят волосы аккуратно в хвосты собраны, у девушки такая стрижечка аккуратная. Так что мое материнское сердце немного успокоилось. Пошла я на кухню дополнительные закуски настругивать, а Светка гостей у себя в комнате Андрюшей Губиным стала развлекать.

      Прошло минут пятнадцать, вдруг эта девушка ко мне на кухню заваливает, просит ватку и крем для снятия макияжа. Я на нее посмотрела – боже мой! Тушь вокруг глаз расплылась, по щекам борозды от слез, короче, не человек, а какая-то ходячая трагедия. Я даже испугалась.

      – Что, – говорю, – случилось? Тебя Светка обидела или кто-то из ребят?

      – Что вы! – отвечает. – Я просто всегда плачу, когда слышу Андрюшу Губина.

      Вот это номер! Надо же, какая чувствительная. У меня, впрочем, тоже всегда сердце жалостливо щемит, когда я этого Губина у Светки на плакатах вижу. Его бы в деревню, на парное молочко и здоровые питания. Глядишь, на человека стал бы похож.

      Отмыли мы эту бедолагу, она убежала к Светке заново штукатуриться после ущерба, нанесенного Губиным, тут и остальные гости подошли. Все-таки зря я ворчу на современную молодежь. Такие приятные ребята. Даже цветы не забыли. Светке принесли фикус и гортензию, а мне подарили калы. В смысле – цветы такие. Название у них неприличное, а цветы – вполне даже ничего. Я чуть не прослезилась, когда вдруг вспомнила, что мне Петушок последний раз цветы дарил года два назад на восьмое марта, да и то все окончилось не очень хорошо: так получилось, что ко мне сосед пришел за солью,