Женщина с бумажными цветами. Донато Карризи

да, вот именно», – сказал себе Якоб Руман.

      – И от самих себя мы требуем прежде всего дисциплины. Иначе как сможет настоящий командир требовать ее от своих подчиненных? Именно поэтому я всегда появляюсь перед рядовым составом в наилучшем виде. Уход за собой – дело важное. Мои сапоги всегда должны сверкать, на форме не должно быть ни пятнышка. И знаете почему?

      Времени на ответ он собеседнику не дал:

      – Потому что, если бы я, ссылаясь на обстоятельства, себя запустил, это сломило бы волю моих солдат.

      – Вы являете собой прекрасный пример. Благодарю вас, господин майор.

      Якоб Руман слишком поздно заметил, что в его голосе проскочила едва заметная нотка сарказма.

      Майор в зеркале метнул на него недобрый взгляд. Тон его сразу стал строгим:

      – Неприятель два дня назад преподал нам жестокий урок.

      Якоб Руман давно пришел к выводу, что эта война какая-то странная. На высокогорном фронте бои шли только весной и летом. Всю зиму они провели в траншеях, в изнурительном ожидании, удерживая отвоеванные позиции. Австрийцы контролировали вершины Доломитовых Альп, а итальянцы пытались ими завладеть и потому воевали со стратегическим преимуществом. Но неприятель не стал дожидаться смены времени года, чтобы возобновить военные действия; 12 апреля, в снежный буран, итальянцы неожиданно ринулись в смертоубийственную атаку, прорвав оборону австрийцев. Атака была невероятно точно рассчитана, и солдаты тысячами хлынули на австрийские рубежи, намереваясь их смять.

      – Мы потеряли солидную часть наших укреплений, – отчеканил майор, словно так было надо. – У нас остались только эти позиции. Последний оплот Австрии здесь, на Монте-Фумо, на Дым-горе.

      Сия высокопарная речь была прелюдией к сути вопроса. И Якоб Руман очень быстро понял, зачем его позвали и что был за неприятель, которого, по словам сержанта, надо было спасать.

      Он даже представить себе не мог, как с этой минуты изменится его собственная жизнь.

      4

      Когда судьба решает изменить ход нашей жизни, она нас об этом не предупреждает. Так будет думать в последующие годы Якоб Руман.

      Рок не заботится о том, чтобы оставить указания.

      И не бывает никаких примет или для тех, кто нуждается в мистических определениях, – знаков. Что-то происходит – и баста. А когда происходит, то проявляется как внезапная пауза, как цезура в стихе. И потом всю жизнь ты вынужден различать: вот это было до, а это – после.

      Потом, снова возвращаясь мыслями к этому переломному моменту, когда через несколько минут должно было случиться событие, которое изменит все, Якоб Руман будет испытывать доброе чувство, сродни тому, что возникает при встрече с детским простодушием. И еще ностальгию, потому что, в отличие от скверных событий, события прекрасные происходят только однажды и потом остается горечь.

      Майор отложил бритву и отер лицо полотняной салфеткой. И пока ординарец помогал ему надеть китель, пояснил:

      – Нынче ночью мы перехватили патруль альпийских стрелков, который вел разведку на южном склоне. Была