Мы здесь живем. В 3-х томах. Том 1. Анатолий Марченко

многом сохранившего средневековую религиозную фанатичность народа. Были все основания полагать, что татар просто вырежут поголовно. К тому же государство не собиралось их защищать, а, наоборот, было заинтересовано в их уничтожении.

      То же самое относится и к чеченам и ингушам, высланным в Караганду. Этим, безусловно, повезло больше, так как они попали в окружение народа более терпимого и уже к тому времени полностью избавленного от религиозного фанатизма. Ведь Караганда, хоть город и казахский, но население его было почти сплошь русским. Казахи тогда еще не шли в город и оставались в своих аулах.

      И хотя между русскими и чеченами и ингушами часто были конфликты, переходящие в поножовщину, но их отношения не идут ни в какое сравнение с отношениями между узбеками и крымскими татарами.

      И вспомнил я еще один маленький народ – калмыков. К нам в Сибирь их привезли где-то в середине войны. Тогда мы о них мало чего знали. Нам только засело в голову, что это предатели. И даже то обстоятельство, что выслан с родины целый народ вместе со стариками и младенцами, не заставило нас задуматься и усомниться. Я сейчас не могу припомнить, в какое именно время года они у нас появились. Помню только, что в Барабинске их поселили на окраине, между городом и городским кладбищем. Там среди картофельного поля стояло несколько огромных овощехранилищ. Они были целиком в земле, и только крыши возвышались над землей. Ни одного оконца, ни одной печки. Как они там жили в сибирскую стужу без какого-либо имущества?

      Никто из нас, пацанвы, или взрослых никогда у них «дома» не бывал. Место их поселения было окружено какой-то тайной и внушало страх, постоянное ожидание какой-то опасности. Издали мы видели, что там есть и дети разных возрастов, но мы нигде больше в городе их не встречали. Не ходили они и в школу. Ни женщины их, ни дети вообще никогда не появлялись в городе. Казалось, что они просто не выходят из своих подземных жилищ на свет белый.

      Мы ни от кого не слышали, чем они вообще занимаются и работают ли где. И на что они жили?

      Мы только часто видели, как они проходили строем – одни мужчины – то с деревянными винтовками, то без ничего вообще. Но куда их водили? На работу или на стрельбище?

      Зато о них много говорили такого, от чего становилось страшно по ночам. Это было время расцвета преступности в городах. Например, в Барабинске в сумерках уже нельзя было выйти из дома. Грабили и убивали везде: на улице, на работе и даже в собственных домах. Люди с наступлением сумерек запирались на замки и запоры и на улицу не выходили. Человека могли убить ни за что. Сколько было случаев, когда убивали прохожего или паровозника в мазуте в надежде найти у него деньги и оказывалось, что у жертвы при себе либо были считанные копейки, либо вообще не было ничего.

      В народе было два козла отпущения: калмыки и милиция. Милицию обвиняли в том, что она сама, вместо того чтобы бороться с грабителями, участвует в грабежах. То проносился слух, что два милиционера прямо в форме ограбили кого-то на улице.