Жена между нами. Сара Пекканен

из нашего прекрасного пустого дома в чудесном районе, где у меня нет ни одного друга, я почувствовала, как сгустившийся мрак расступается. Как мне удается оставить позади очередную неудачную попытку.

      Но вместо этого Ричард произнес: «Может быть, тебе вообще перестать пить?»

      * * *

      Беременная девушка отходит от меня, а я принимаюсь часто моргать, возвращаясь к реальности. Смотрю, как она подходит к путям, слышу рокот приближающегося поезда. Колеса со скрипом замирают, и двери распахиваются с усталым вздохом. Я дожидаюсь, пока толпа втиснется внутрь, потом вхожу сама, чувствуя смутную тревогу.

      Я переступаю через порог вагона и слышу сигнал, предупреждающий, что двери закрываются.

      – Извините, – говорю я молодому человеку передо мной, но он не двигается с места. Его голова покачивается в такт музыке, гремящей в наушниках; я чувствую вибрацию басов. Двери закрываются, но поезд не двигается. В вагоне так жарко, что мои брюки липнут к ногам.

      – Садитесь, – слышится голос, и пожилой мужчина встает, уступая место беременной девушке. Она с улыбкой бросает на него взгляд и садится. На ней платье в клетку, простое и дешевое на вид. Полная грудь натягивает тонкую ткань, когда она убирает волосы с шеи и начинает обмахивать себя рукой. Она покраснела и покрылась испариной; она излучает сияние.

      Не может быть, чтобы новая возлюбленная Ричарда была беременна.

      Это невозможно, но внезапно я представляю себе, как Ричард стоит у нее за спиной, обхватив руками круглый живот.

      Я делаю короткие вдохи сквозь зубы. Мужчина в белой майке с желтоватыми следами под мышками держится за поручень у меня над головой. Я отворачиваюсь, но все равно чувствую едкий запах его пота.

      Вагон дергается, и я падаю на женщину, читающую «Таймс». Она даже не поднимает головы от газеты. Всего несколько станций, говорю я себе. Десять минут, максимум пятнадцать.

      Вагон злобно дребезжит по рельсам, пробиваясь сквозь тьму тоннеля. Я чувствую, как ко мне кто-то прижимается. Слишком тесно; все стоят слишком тесно. Моя потная ладонь соскальзывает с поручня, колени подгибаются. Я оседаю у двери, согнувшись так, что голова почти касается коленей.

      – Все нормально? – спрашивает кто-то.

      Человек в майке низко наклоняется к моему лицу.

      – Кажется, мне плохо, – выговариваю я, задыхаясь.

      Я начинаю раскачиваться, считая под ритмичный стук колес по рельсам: «Раз, два… десять… двадцать…»

      – Кондуктор! – кричит женщина.

      – Эй! Здесь есть врач?

      «…пятьдесят… шестьдесят четыре…»

      Поезд останавливается на шестьдесят девятой, и я чувствую, как кто-то подхватывает меня за талию, помогая встать. Потом меня почти выносят из вагона, на устойчивую поверхность платформы. Кто-то отводит меня к скамейке в десяти метрах от края платформы.

      – Может быть, кому-то позвонить? – спрашивает голос.

      – Нет. Грипп… Мне нужно домой…

      Я сижу на скамейке, пока не возвращается способность дышать.

      Потом