Конфедерат. Рождение нации. Влад Поляков

И как противовес устремлениям Англии в обеих Америках Станич может быть полезен. Но он почти столь же явно отстраняется от возможности завязать тесные отношения с Францией. Мимо этого тоже нельзя пройти.

      – И снова Франция! Александр Михайлович, я понимаю ваши симпатии к этой стране, но далеко не все их разделяют. Видимо, полковник Станич тоже не восторгается видами на парижские бульвары. А почему он всё ещё полковник? Заслуги давно позволяют получить звание генерала.

      – Видимо, чин для него не так важен, как настоящее влияние, – не стал акцентировать своё внимание на подобной мелочи Горчаков. И вновь принялся за своё, считаемое им наиболее важным: – Полная отстраненность от Англии. Незначительная, на грани необходимого, связь с Францией. Понимаю отсутствие внимания к Австрии, это государство ничем не может быть полезно Конфедерации. И с другой стороны, большая и понятная заинтересованность в Испании соседствует с непонятной, если не вникать, заинтересованностью в России.

      Вице-канцлер готов был продолжать, ожидая любого знака со стороны Александра Николаевича, но вместе с тем отслеживал все движения монаршей особы, даже самые незначительные. Слишком хорошо он знал императора, что не раз помогало. Сейчас это самое изучение князя не радовало. Император становился веселее с каждой минутой, с каждой его, Горчакова, фразой. Монаршую особу совершенно не трогали намёки про Францию, он даже готов был немного иронизировать над симпатиями своего министра.

      Не развивать тему милой его сердцу Франции? Горчаков не мог пойти на такое, разве что над ним нависла бы угроза опалы со стороны императора. Дело в том, что слишком давно, упорно, опираясь как на российских франкофилов, так и на немалую часть французской элиты, он всеми силами пытался затянуть Россию в союз с Францией. Именно в этой стране князь видел лучшее, по его убеждению, государственное устройство, на которое падал отсвет правления, приближенного к республиканскому. Вот только тех рек крови, которые пролились во время Французской революции, и большей частью уничтоженной физически аристократии видеть просто не желал. Или видел, но отбрасывал в сторону, как нечто вторичное. Почему так? Сразу вспоминалась связь князя с декабристами, ни для кого тайной не являющаяся, в последнее время и вовсе выставляемая князем напоказ. Крепости этой связи во время провалившегося бунта было недостаточно для того, чтобы быть причисленным к их движению, но определённый след с явственным ароматом либерализма тянулся ещё с тех самых пор. Потому предыдущий император, Николай Павлович, не благоволил Горчакову, обоснованно видя в нём возможный источник угрозы консервативной политике империи.

      И уж тем более покойный Николай ни в коем случае не мыслил даже в теории рассматривать союз с одной из тех стран, которые продиктовали унизительные для империи условия мира на Парижском конгрессе. От Франции, которую Россия показательно выпорола во время Наполеона, и с которой сроду не было нормальных отношений. Испокон веков не было! Именно Франция была