Избранное. Эдуард Асадов

упрямей телефон звонил,

      Но в ответ – ни звука, ни движенья.

      Вечер этот необычным был,

      Этот вечер – смотр душевных сил,

      Аттестат на самоуваженье.

      Взвыл и смолк бессильно телефон.

      Стало тихо. Где-то пели стройно…

      Дверь раскрыла, вышла на балкон.

      В первый раз дышалось ей спокойно.

1961

      Апрель

      Москва. Апрель. Воскресный день.

      Край облака рассветно-розов…

      Природе, видно, вновь не лень

      Конфузить Институт прогнозов.

      Грозы и ветра нет в помине,

      По скверам прыгают грачи,

      Ошибся институт… Но ныне

      Ему прощают москвичи.

      И мы прощаем: я и Вера.

      В пожатье рук – горячий ток…

      И нас несет людской поток

      Вдоль набережной, мимо сквера.

      Весна зеленой веткой машет,

      Ручьем бежит, поет скворцом…

      Нам весело – ведь мы вдвоем!

      Все ближе, ближе губы наши.

      Минута – и они сольются

      Днем на глазах у всей Москвы…

      Стоп! Не теряйте головы –

      Ведь люди рядом засмеются.

      Вдруг, яркой мыслью озаренный,

      Увидев впереди вокзал,

      Я улыбнулся и сказал:

      – Хитер на выдумку влюбленный!

      Вдоль шумно-пестрого перрона

      Стоит экспресс «Москва – Чита».

      Смех, слезы, говор, теснота…

      Идет прощанье у вагонов.

      – Прощай, Степан, счастливый путь!

      – Марго, привет горячий Зине!

      – Андрюша, детка, не забудь,

      Тут сыр, а курочка в корзине.

      Я в девичьи глаза смотрю –

      Не рассказать, как их люблю я.

      – Пиши! – я громко говорю

      И нежно милую целую.

      В толпе мы – как в глуши дубрав.

      До нас тут никому нет дела.

      Но вот свисток… Рванул состав –

      И вмиг платформа опустела.

      Как быть? Куда теперь идти?

      Нашел! И я шепчу подруге:

      – Бежим! К четвертому пути

      Подходит скорый из Калуги.

      Дорожная встреча

      Было нас трое в купе одном:

      Моряк, богатырски храпевший над нами,

      И мы – это я и волгарь-агроном,

      Плечистый, с застенчивыми глазами.

      Мы с ним толковали о ржи и о гречке.

      И я, немного в том смысля порой,

      Нет-нет да и важно вставлял словечко, –

      Знай наших, хоть я, мол, и городской!

      До книг, до стихов добрались мы потом.

      Но он не смотрел мне восторженно в рот,

      А стал вдруг цитировать стих за стихом, –

      Знай тоже, мол, наших, хоть я – полевод!

      Ложились мы в первом часу, вероятно.

      И тут, отвернувшись на миг, из блокнота

      Он вынул потертое женское фото,

      Взглянул, улыбнулся и спрятал обратно.

      – Так, так! – прогудел вдруг раскатистый бас.

      Проснулся моряк, усмехнулся,