Трасса Ноль. Ева Север

мир болтало и без любимого кресла. Мир штормило, и за каждым поворотом головы накатывал приступ дурноты.

      Сам виноват – не надо было мешать гашиш с коньяком.

      Со стены язвительно ухмыльнулся кислотно-сиреневый олень с ветвистыми рогами, увитыми побегами с белоснежными соцветиями.

      Сид собственноручно рисовал оленя всю зиму, но, хоть убей, не мог припомнить, чтобы придавал проклятой животине такой злорадный вид.

      Но сегодня здесь все равно больше не с кем перекинуться словом.

      – Что, приятель? Торжествуешь мое одиночество?

      Олень молчал.

      Сид фыркнул и потянулся за сигаретами. Закурил и попытался выпустить колечко дыма, но, конечно, губы не слушались, не складывались как надо. Глубоко затянувшись, Сид снова откинулся на спинку кресла, попытался расслабиться.

      И в этот момент в коридоре что-то грохнуло, резкий звук ошеломляюще ударил по нервам.

      Сид мгновенно вскочил. Сердце зашлось в паническом ритме шамады, опьянение мигом рассеялось.

      За дверью установилась настороженная густая тишина.

      Он прикрыл глаза, силясь успокоить дыхание. За плотно прикрытой дверью комнаты тянется коридор. Длинный, темный и совсем пустой, если не считать антикварного зеркала и пары чугунных подсвечников на стенах. «Что там могло упасть?»

      С одной стороны входная дверь, кухня, ванная, с другой…

      Сердце снова помчалось вскачь. С другой стороны – наглухо закрытая дверь во вторую комнату. Там уже много лет никто не живет, но стены до сих пор пропитаны запахом лекарств и отчаяния.

      «Что могло там упасть с таким грохотом?»

      Сейчас он пойдет и проверит. Сейчас. Вот только уймется дрожь в коленках.

      Сид нервно провел ладонью по гладкому затылку, шагнул вперед и порывисто распахнул дверь в коридор. Темный, совсем пустой…

      Рыжеволосый мальчик стоит в коридоре. Пол холодит голые пятки, стоять в трусиках и майке зябко. И все же мальчик медлит, переминается с ноги на ногу.

      Из-под плотно прикрытой двери стелется полоска света. Свет такой уютный и манящий. Еще оттуда доносится музыка. Чарующе-хриплый и невыносимо нежный голос то опускается до вкрадчивого шепота, то крепнет и словно растворяется в звуках гитары и клавишных.

      Колыбельная, решил мальчик. Ему показалось, что пели об одуванчиках на летнем лугу.

      Наконец собравшись с духом, он толкает дверь и замирает на пороге.

      В комнате горит одинокий ночник под рыжим абажуром, тусклый свет смягчает острые углы, оставляя только самое главное.

      А главное – это приземистая тахта в дальнем углу. На ней спит, раскинув руки, худенькая девушка в голубом платье.

      – Мама!

      Мальчик семенит вперед, несмело подбирается к тахте. Снова переминается с ноги на ногу.

      – Мама, проснись, – тоненький голос больше смахивает на мышиный писк.

      Бесполезно. Девушка спит, только зрачки беспокойно мечутся под закрытыми веками. Вокруг глаз залегли глубокие тени.

      Мальчик разглядывает косу с выбившимися