.

Что случилось? Вы мне написали, знаете ли, довольно дерзкое письмо.

      Он ответил:

      – Знаю и приношу вам свои извинения. Я бываю и всегда был со всеми чрезвычайно, до грубости откровенен. Я мог бы удалиться без тех неуместных и оскорбительных объяснений, с которыми я к вам обратился. Но я решил, что честнее поступить сообразно со своим характером и положиться на ваш ум, хорошо мне известный.

      Она возразила с состраданием, но втайне довольная:

      – Постойте, постойте! Что за бред!..

      Он перебил ее:

      – Лучше об этом не говорить…

      Она живо прервала его:

      – А я пригласила вас именно для того, чтобы поговорить об этом. И мы будем говорить до тех пор, пока вы не убедитесь окончательно, что вам не грозит решительно никакой опасности.

      Она засмеялась, как школьница, а ее скромное платье придавало этому смеху что-то ребяческое.

      Он прошептал:

      – Я вам написал правду, истинную правду, страшную правду, которая пугает меня.

      Она опять стала серьезной.

      – Пусть так, мне это знакомо. Через это проходят все мои друзья. Вы написали мне также, что я отчаянная кокетка; признаю это, но от этого никто не умирает, никто даже, кажется, особенно не страдает. Случается то, что Ламарт называет «кризисом». Вы как раз и находитесь в состоянии кризиса, но это проходит, и тогда впадают… как бы это сказать… в хроническую влюбленность, которая уже не причиняет страданий и которую я поддерживаю на медленном огне у всех моих друзей, чтобы они были мне как можно преданнее, покорнее, вернее. Ну что? Согласитесь, что я тоже искренна, и откровенна, и резка. Много ли вы встречали женщин, которые осмелились бы сказать то, что я вам сейчас говорю?

      У нее был такой забавный и решительный вид, такой простодушный и в то же время задорный, что он не мог не улыбнуться.

      – Все ваши друзья, – сказал он, – люди, уже не раз горевшие в этом огне, прежде чем их воспламенили вы. Они пылали и обгорели, им легче переносить жар, в котором вы их держите. А я еще никогда не испытал этого. И с некоторых пор я предвижу, что если отдамся чувству, которое растет в моем сердце, это будет ужасно.

      Она вдруг стала непринужденно простой и, склонясь к нему, сложив на коленях руки, сказала:

      – Слушайте, я не шучу. Мне грустно терять друга из-за страха, который кажется мне призрачным. Вы полюбите меня – пусть так. Но нынешние мужчины не любят современных женщин до такой степени, чтобы действительно страдать из-за них. Поверьте мне, я знаю и тех и других.

      Она замолчала, потом добавила со странной улыбкой, как женщина, которая говорит правду, воображая, что лжет:

      – Полноте, во мне нет того, за что можно было бы влюбиться в меня без ума. Я слишком современна. Поверьте мне, я буду вам другом, хорошим другом, к которому вы пo-настоящему привяжетесь, но и только, – уж я об этом позабочусь.

      Потом она заговорила еще серьезнее:

      – Во всяком случае, предупреждаю вас, что сама я не способна по-настоящему увлечься никем, что я буду относиться к вам так же, как ко всем остальным,