Безумный Макс. Поручик Империи. Михаил Ланцов

прибытии.

      – Все готово, Максим Федорович, – доложился Хоботов. – Колесо заменили, пулемет установили.

      – Водитель готов с нами сотрудничать?

      – Разумеется.

      – Что, поляк вот так взял и согласился?

      – Ваше благородие, – подал голос водитель. – А что поляк?

      – Так вы же русских не любите!

      – И что? Вы думаете, я немцев люблю? – криво усмехнулся этот уже видавший виды мужчина. Помятая, пропитанная машинным маслом и бензином одежда. Трехдневная щетина. Уставший, злой взгляд.

      – Так зачем признался, что водитель? Сдался бы просто так в плен. Мы бы уехали, а тебя эти бы развязали. И все. Свободен.

      – Максим Федорович, а что вам так поляк не глянулся? Вы его узнали? Где-то раньше видели?

      – Нет. Вижу его первый раз. Или ты забыл, что я тебе сказывал совсем недавно? Знаю только, что среди поляков много борцов за независимость. Им претит быть в составе Империи. Им хочется лежать на обочине. Пусть в полном ничтожестве, но незалежно и самостийно.

      Поляк промолчал, ничего на это высказывание не ответив. А поручик продолжил, обращаясь к Хоботову:

      – Или ты не знаешь, что ядро кавалерии армии Наполеона составляли поляки? Той самой, что сражалась под Бородино и входила в Москву.

      – Поляки?

      – Шляхта. И тогда охотно к врагам нашим пошли. И сейчас не удивлюсь, что пойдут. Уже тогда они показали, что им хоть с чертом целоваться, лишь бы не с русскими дружить. – А потом, чуть покачав головой, добавил: – Не нравится он мне.

      – Так и застрели, – сплюнув, произнес водитель, переходя на «тыканье». – Коли не нравлюсь. Или повесь.

      – А сам застрелишься? – присев и внимательно посмотрев поляку в глаза, спросил Максим. – Я тебе и пистолет дам с одним патроном.

      – Нет. Сам не застрелюсь.

      – Боишься?

      Вместо ответа поляк просто достал крестик. Самоубийство у христиан – смертный грех. Максим это знал, но как-то не учитывал. Для глубоко бездуховного поручика религиозные маркеры были слишком незначительны. В общем – этот аргумент поручика смутил. Тем более что по глазам видел, что поляк не боится…

      – Откуда родом?

      – Из Варшавы.

      – Так ты подданный Его Императорского Величества?! А тут что делал?

      – По делам ездил. Как началась война, так и задержали. Две недели продержали взаперти, пока не посадили за руль моего же автомобиля. С тех пор на них и работаю. За еду.

      – Жена, дети есть?

      – И жена, и две дочери. В Варшаве остались.

      – В церковь ходишь?

      – Хожу.

      – По доброй воле? Или чтобы люди что дурного не сказали?

      – Ваше благородие… – с укоризной произнес поляк.

      – Хорошо. Целуй крест, что верно служить будешь. А как доберемся до своих – я тебя отпущу.

      – А автомобиль?

      – Не обещаю. Война. Если получится – отдам. Главное – к семье вернешься. Уверен, что им там без кормильца тяжело.

      Поляк с минуту думал, твердо смотря