Шорохи. Дин Кунц

Фрай?

      Ответа не было.

      Забавно, что даже теперь он был для нее «мистер Фрай». После всего случившегося она еще не могла обойтись без вежливой формулы. Может быть, потому, что он мертв. Так уж повелось, что после смерти даже законченный мерзавец может рассчитывать на некоторую долю уважения. Потому что, унижая покойника, мы унижаем самих себя. Оскорблять мертвеца – все равно что издеваться над великой и самой последней из тайн – тайной смерти. Боги не прощают подобного вызова.

      Хилари подождала еще немного.

      – Знаете что, мистер Фрай? – произнесла она вслух. – Я все же не хочу рисковать. Пожалуй, всажу-ка я в вас еще одну пулю – на всякий случай. Вот так. Прямо в твою башку, чертов ублюдок!

      Разумеется, она бы не выполнила эту угрозу. Она не была жестокой от природы и никогда еще не стреляла в живое существо. И если только что ей пришлось выстрелить в Бруно Фрая, то лишь потому, что от него исходила непосредственная угроза ее жизни. Инстинкт самосохранения плюс истерика сделали свое дело. Но теперь, когда он лежал перед ней бездыханный, не более опасный, чем куча тряпья, ей было трудно решиться хладнокровно нажать на спуск. Размозжить голову трупа. Ее тошнило от одной только мысли. Угроза скорее должна была стать проверкой. Если он притворяется, перспектива нового выстрела должна заставить его выдать себя. Хилари вздохнула и опустила пистолет.

      Он мертв. Она убила человека.

      Испытывая ужас перед предстоящим расследованием и нашествием репортеров, она обошла покойника и направилась к двери.

      И вдруг он перестал быть покойником.

      Фрай в точности разгадал ее хитрость и выжидал, пока она не утратит бдительность. У него были стальные нервы.

      В мгновение ока он выпростал из-под себя правую руку и схватил Хилари за щиколотку. Она вскрикнула и упала. И они покатились по ковру клубком из четырех рук и четырех ног, его зубы – возле ее горла. Фрай рычал, словно бешеная собака. Хилари боялась, что он вот-вот перегрызет ей артерию и высосет из нее кровь. Она ухватила его за подбородок и постаралась отвести его голову в сторону. В ответ он запустил руку ей под платье и попытался сорвать с нее колготки и вцепиться в ее половые органы – жестом не любовника, а насильника. Да он ее просто разорвет! Хилари сделала попытку выцарапать ему глаза, но он вовремя увернулся. Их взгляды встретились, и оба оцепенели, одновременно осознав, что она все еще сжимает в руке пистолет – теперь его дуло оказалось направленным ему в промежность.

      Он облизнул сухие губы и мигнул. Сволочь паршивая!

      – Только дернись, – простонала Хилари, – и я отстрелю тебе яйца. Понял, что я сказала? – потребовала ответа Хилари.

      – Ага.

      – Будешь хорошо себя вести?

      – Ага.

      – Больше ты меня не проведешь.

      – Как скажешь.

      – Хорошо, – сказала Хилари. – Я хочу, чтобы ты не делал резких движений. Когда я подам сигнал, мы медленно, очень медленно перекатимся так, чтобы ты оказался внизу, а я сверху.

      Она не заметила