Булат Окуджава. Просто знать и с этим жить. Максим Гуреев

репрессированы в тридцатых-пятидесятых годах.

      Любовь к «заветному Кремлю» и к самому себе – это два разных, абсолютно противоположных чувства, которым никогда не сойтись, но с этой пропастью внутри самого себя надо как-то жить. Задача не из простых, и далеко не всем с ней удалось справиться.

      Глава 3

      В 1953 году умер Сталин.

      Слухи о страшной давке на похоронах вождя докатились до Калуги.

      В 1954 году родился сын – Игорь Булатович Окуджава.

      Почти сразу Галина увезла новорожденного в Тбилиси, где жила ее сестра Ирина.

      В этом же году освободилась из заключения и вернулась в Москву Ашхен Степановна Налбандян.

      Сын стал бывать у матери в ее квартире на Краснопресненской набережной дом ½ ежемесячно.

      В 1955 году Окуджава подал заявление о вступлении в ряды КПСС и в начале 1956 года был принят в коммунистическую партию.

      Тогда же он написал очень искреннее стихотворение «Ленин»:

      Всё, что создано нами прекрасного,

      создано с Лениным,

      всё, что пройдено было великого,

      пройдено с ним…

      Он приходит, простой и любимый,

      сквозь все поколения,

      начиная свой путь

      из далекой симбирской весны.

      В 1956 году в Москве состоялся ХХ съезд партии, на котором с закрытым докладом «О культе личности и его последствиях» выступил первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев.

      В этом же году у Булата в калужском издательстве газеты «Знамя» вышел первый сборник стихов «Лирика» тиражом 3 тысячи экземпляров.

      Это произошло ровно через одиннадцать лет после его первой публикации в гарнизонной газете Закавказского фронта «Боец РККА» под псевдонимом А. Должанов.

      И вот теперь сын ехал к маме в Москву, чтобы подарить ей свою книгу.

      Далекий путь. Вагоны за вагоном

      к моей Москве настойчиво бегут,

      их то обнимет лес огнем зеленым,

      то степи под колеса упадут.

      В Наро-Фоминске в вагон вошел старик и сел на скамейку напротив.

      Сначала он долго молчал, уставившись в окно, за которым мимо проносились полустанки, бесконечной длины заборы, перелески и снова полустанки, а затем неожиданно повернулся к Окуджаве и проговорил: