Стерпор. Андрей Егоров

на века». А откуда, спрашивается, взяться культуре в Стерпоре? Происхождение этого дикого, донельзя простого народца давно у всех на слуху. Когда мой покойный папаша основал здесь Академию наук, один из местных ученых выдвинул теорию, проливающую свет на культурные традиции жителей Стерпора. Оказывается, они произошли от обезьян. Как ему удается жить в Стерпоре, да еще и поддерживать свой авторитет, почему общественность до сих пор не заткнула ему рот, остается загадкой. Вообще говоря, странно даже, что ученый муж до сих пор цел. Нравы здесь царят такие, что за кружку светлого эля могут запросто выбить коренной зуб. Да что зуб, одному несчастному, выхлебавшему чужой эль, прямо у меня на глазах прищемили дверью детородный орган. Боже, как он кричал!

      Если бы вы только знали, какую серьезную травму зрелище его страданий нанесло моему, только еще формирующемуся в те времена сознанию. Да уж, мой первый детский визит в Стерпор был весьма познавательным. Помнится, я в сопровождении королевской стражи шел по улице и наблюдал перебранку местных граждан, которые гортанно выкрикивали друг дружке грязные ругательства и оглушительно сморкались, зажимая одну из ноздрей. Меня прошиб холодный пот. «Неужели, – думал юный я, – и это есть народ, которым управляет папа?» Да, это был его народ. Народ короля Бенедикта, народ великой державы Белирии…

      Дамы мною всегда интересовались, а потому, как только я присел за свободный столик, две из них почти подбежали – вот какое желание немедленно пообщаться я у них вызвал! Они придвинули стулья и, лукаво поглядывая на меня, устроились напротив. Одет я был весьма и весьма представительно. Короткие светлые штаны из мягкого холста – такого в Стерпоре не найдешь, рубашка свободного покроя с рукавами из темной замши – мне шили ее на заказ в Танжере, высокие кожаные сапоги и пурпурный плащ, на застежке которого поблескивал фальшивый самоцвет. Но попробуй догадайся, что он фальшивый! Самоцвет совсем как настоящий. В особенно тяжелые времена я пару раз даже закладывал его под видом настоящего – и выручал неплохие деньги. Потом камень ко мне возвращался, но деньги я уже успевал потратить. Дополняла картину широкополая шляпа. Она конечно, запылилась, но была еще охо-хо-хо как ничего! Бедняжки, должно быть, не знали, что одеяние не всегда соответствует благосостоянию, и любой бедолага в лохмотьях может быть богаче принца, особенно если он только что срезал у этого принца тугой кошелек.

      О темные боги, поймать бы этого гадкого вора, который заставил меня вернуться на скользкий путь, насадить на вертел и медленно поджаривать под его громкие, исполненные неудовольствия крики…

      – День добрый, – радушно сказал я.

      Приветствия всегда были моей слабостью, за день я мог поздороваться с одним и тем же человеком десяток раз и совершенно не устать от этого. Мне кажется, приветствия сближают, примиряют людей, ты становишься ближе им, а они тебе. Когда ты их поприветствовал, они словно становятся на твою сторону. А сторонники в моем нынешнем