Блин и секрет разбитых стекол. Евгений Некрасов

и раньше. Только не ожидала, что полковник во всём встанет на его сторону. Он же злобный хромой старикашка, этот Алексей Нилыч. Ворчливый, как бормашина. Сам же полковник шутил, что, дай Нилычу волю, он бы ввёл в Уголовный кодекс пожизненный расстрел без права переписки. А сейчас начал защищать Нилыча от Саши, причём словами самого Нилыча.

      Какому-нибудь рослому четверокурснику, может, и ничего – выслушивать «от горшка два вершка» и «у тебя нос не дорос». Но если твой нос не достаёт полковнику до галстучной заколки, то «не дорос» превращается в жестокое и глупое оскорбление.

      И Саша не стерпела.

      Саша для устойчивости расставила ноги.

      Саша заткнула уши ладонями.

      Саша зажмурилась.

      И ЗАВИЗЖАЛА!!!

      – Однако! – сказал полковник, когда перестали звенеть спортивные кубки в шкафу и стёкла в окнах. – Ты хотела что-то сказать? Говори погромче, а то у меня в ушах звенит.

      – Мы на рынке разгоняли драку, – начала Саша рассказ о своей недолгой патрульно-постовой службе. – Такой был махач – биты, арматура, бутылки. Мне велели сидеть в машине, а я боялась и полезла в самую гущу, смелость показать. А после смотрю, у сержанта скула подбита, у другого рука висит… Они подставились, потому что меня прикрывали!

      – Это что же получается, – начал понимать полковник, – ты не за себя испугалась, а за товарищей?

      – Трудно сказать, – пожала плечами Саша. – Я подумала, а вдруг бы кого-то из наших серьёзно покалечили? Вот так еду я домой, а его везут в больницу. Я ужинаю, а ему зашивают раны. Я на диване смотрю телик, а он в койке забинтованный. И я знаю, что хороший парень мучается из-за того, что я даже саму себя не смогла защитить!

      – А ты почему не садишься, курсант Петрачок? – вдруг спросил полковник. Как будто не знал.

      – Я по уставу не сажусь. Жду разрешения старшего по званию.

      – А визжала на старшего по званию без разрешения, – буркнул полковник. – Садись.

      Кажется, это была похвала.

      – Это ты правильно поняла, курсант Петрачок, – продолжал полковник. – Хуже нет, чем подставить боевого товарища под нож или пулю. Он-то тебя простит, если жив останется, а ты себя – никогда… До меня это дошло через два года службы, когда из-за моей ошибки Алексей Нилыч поймал пулю в колено. С тех пор он и лютует в архиве – семнадцать годочков на одной капитанской должности… Кстати, чем ты его разозлила? Нилыч, конечно, сам не подарок, но раньше не выгонял практикантов.

      – Наоборот, он меня разозлил, – поправила Саша. – Тем же, чем и вы: «от горшка два вершка», «нос не дорос». И еще «у тебя молоко на губах не обсохло», но это не так обидно. Я понимаю, у него характер такой ругливый. Но зачем напоминать маленькому человеку, что он маленький?! Я взяла и напомнила Алексей Нилычу, что он хромой.

      – Эх, не пороли тебя в детстве! – сделал неожиданный вывод полковник. – Ладно, куда тебя направить для дальнейшего прохождения?

      Еще полчаса назад Саша мечтала, чтобы ей доверили точить карандаши,