Преступное венчание. Елена Арсеньева

у него дети, сын и дочь, услышав о судьбе своего родителя, с великим воплем и рыданием прибежав, оплакивали тело отца своего…»

      Леонтий поднял голову. В плеске воды и шуме ветра ему вдруг явственно почудился крик.

      Прислушался. Встал, отодвинув сундучок, служивший ему столом.

      В тесном трюме полутемно, ничего не различить, кроме звуков шторма.

      «Может быть, на палубе что-то?»

      Он уже двинулся было к лесенке, но взгляд его рассеянно скользнул по записям в тетради:

      «…с великим воплем и рыданием прибежали оплакивать тело отца своего…»

      Леонтий усмехнулся. Вот чей крик ему послышался! Все очень просто!

      Волна ударила в борт расшивы, и Леонтий едва успел поймать подсвечник. Огонек погас. Махнув рукой на работу и отогнав призраки, он улегся спать на тюках с кожей, шерстью и льном, которыми была нагружена расшива.

      Едва рассвело, как его разбудили беготня и суета на палубе. Торопливо одевшись, Леонтий поднялся наверх.

      Шторм утих, будто его и не было. Расшива медленно двигалась по течению, распуская паруса. Занимался ясный рассвет. Печорский монастырь на траверзе правого борта сверкал куполами на зеленом берегу, в скрещении белых, серебряных, ослепительных солнечных лучей. С восторгом перекрестившись и сотворив поклон чудному видению, Леонтий пошел по палубе туда, где толпились люди, и блаженная улыбка сошла с его лица.

      …Ее заметили, когда капитан велел сниматься с якоря. Она висела на якорном канате, слегка поднимаясь над водой, намертво вцепившись в него заледенелыми руками, а вокруг пояса была охвачена длинной полосой тонкого, но прочного шелка. Наверное, отчаявшись дождаться спасения, она в последнем проблеске сознания смогла привязать себя к канату. Так ее и вытащили вместе с якорем.

      Люди снимали шапки, крестились. Тяжелое молчание царило на палубе.

      – Может, на лодке переправлялись? – наконец решился кто-то нарушить тишину. – В такой-то шторм – верная погибель! Бедняжка, кричала небось, звала. А мы… Упокой, Господи, ее душу!

      «Это она кричала! – вдруг понял Леонтий. – И я слышал ее. Слышал! Боже мой!»

      Он растолкал судовщиков, упал на колени в порыве раскаяния и отвел с лица утопленницы мокрые темные пряди.

      Белое, строгое лицо открылось ему. В синеву бледные губы. Окоченелая шея…

      Он провел кончиками пальцев по мраморной щеке, ледяной шее. И сильнее молнии вдруг пронзил его легчайший трепет пульса в голубой жилке!

      – Жива! – крикнул Леонтий, рывком подхватывая безжизненное тело и прижимая к себе. Вся одежда его тотчас же сделалась насквозь мокрой, но он не чувствовал. – Жива! Скорее водки, что-нибудь сухое. Воды горячей!

      Голова спасенной запрокинулась; и когда Леонтий снова взглянул ей в лицо, сердце его на миг замерло.

      Теперь он знал, зачем опоздал в экспедицию. Теперь он знал, что значит судьба!

      Он не знал только, что держит на руках свою погибель.