Скажи, что будешь помнить. Кэти Макгэрри

курсу групповой терапии. Семь ее месяцев прошли за решеткой, еще три – в лесу. Три месяца пеших походов, спусков на байдарке по забытым рекам, восхождений на вершины. Три месяца полного изнеможения, такого, что когда мне вручили рюкзак весом в пятьдесят фунтов, я даже и не понял, хорошо это или плохо.

      В пятнадцать лет меня отправили жить с мамой, и хотя многое из того времени мне неприятно, было в нем и кое-что хорошее. Я не огорчаюсь оттого, что потерял плохое, но мне становится не по себе при мысли, что утрачено также и хорошее.

      – Как разыграем? – спрашивает Эксл. – Чем я могу помочь?

      Речь идет не о вечеринке – брат имеет в виду, как мы уживемся втроем: я, он и Холидей. Как я приспособлю части прежней своей жизни к жизни новой, определенной судебной сделкой. В конце концов Эксл говорит о том, о чем мы никогда не говорили после моего ареста.

      О том, что на самом деле преступление совершил кто-то, кого мы оба знаем и любим.

      Мы оба думаем, что это была Холидей на пару с Домиником или Доминик сам по себе. Ни она, ни он за решеткой не выжили бы. Я – дело другое. Я не сломался, и для меня важно одно: чтобы семья верила в мою невиновность. Они и верили, а вот полиция – нет. К тому же на меня указывали улики. Вот почему Эксл и говорит, что нам еще повезло с той сделкой.

      – Это хорошо, что ты снова сможешь играть, – продолжает брат. – На ударных лучше тебя никого нет.

      Ударные. Все последние месяцы я мечтал о том, как снова сыграю на барабанах. Без родных, без барабанов – мне как будто отрубили руки. Я и потому еще не обрадовался этой вечеринке, что иначе представлял себе возвращение домой, думал, что пройду сразу же в гараж, сяду в тишине за установку, а потом сыграю. Почувствую ритм в крови, в сердце. Почувствую, как музыка заполняет пустую душу. Только я и мои барабаны, а еще радость от осознания того, что, по крайней мере, вот это осталось со мной.

      Но не все так просто. А вдруг, начав играть, я снова стану тем же кретином, что и раньше? Вдруг с музыкой вернется и все дурное?

      – Когда пресс-конференция? – спрашиваю я.

      Смысл судебной сделки заключается в том, что штату нужны десять проблемных подростков, из которых одному назначена роль живого примера, доказательства того, что политые потом деньги налогоплательщиков идут на благое дело, что благодаря им порочной практике «из-за парты в тюрьму» будет положен конец. Другими словами, избиратели должны знать, что предложенная губернатором программа – это надежный барьер, останавливающий несовершеннолетних на пути из школы за решетку.

      В прошлом году Эксл чуть с ума не сошел, когда окружной прокурор упомянул, что если я не пойду на сделку и не признаю себя виновным, то они предъявят мне обвинение как совершеннолетнему. Тогда-то он и уговорил меня согласиться со всеми их предложениями и позволить им полностью располагать мной, пока я не закончу школу. Я должен появляться везде, где они пожелают меня видеть, должен говорить то, что они захотят услышать, и при этом держаться подальше от возможных неприятностей. От одной мысли, что меня осудят как взрослого, я испытал неподдельный