Перст указующий. Йен Пирс

словно он сознавал свое превосходство и ожидал такого же признания от других. Это, как я узнал позднее, было верно лишь наполовину, ибо его гордость уравновешивалась великодушием, его надменность – смирением, его знатность – благочестивостью, а его суровость – милосердием.

      Тем не менее приближаться к нему следовало с опаской, так как Бойль, хотя и снисходил до некоторых поистине ужасных людишек из-за их дарований, не терпел шарлатанов и глупцов. И я полагаю высочайшей честью из всех, какие выпадали на мою долю, что некоторое время мне было дозволено принадлежать к кругу его знакомых. Утрата этой чести из-за злобы и клеветы явилась горчайшим из горьких ударов, обрушивавшихся на меня.

      Вопреки своему богатству, славе и высокому рождению он допускал фамильярность со стороны членов своего кружка, к которому, видимо, принадлежал Лоуэр.

      – Мистер Бойль, – сказал он, когда мы подошли ближе, – некто из Италии, прибывший воскурить фимиам на вашем алтаре.

      Бойль взглянул на нас, подняв брови, потом позволил себе легкую улыбку.

      – Доброе утро, Лоуэр, – сказал он сухо.

      Я тогда же заметил, как убедился и в дальнейшем, что Лоуэр постоянно допускал промашки в отношениях с Бойлем, считая себя ровней в вопросах науки, но слишком сознавая, насколько он ниже его по положению, а потому переходил от чрезмерной фамильярности к почтительности, которая хотя и не была угодливостью, тем не менее выдавала неуверенность и робость.

      – Я прибыл к вам с приветствием из Лейдена от доктора Сильвия, сударь, – сказал я. – Он предположил, что, поскольку я еду в Англию, вы можете дозволить мне представиться вам.

      Я считал и считаю, что рекомендательные письма составляют одну из щекотливейших областей этикета. Естественно, они существуют и будут существовать. Как иначе незнакомец может быть принят, если не благодаря представлению, исходящему от почтенного человека, могущего за него поручиться? Однако по большей части достаточно самого их существования; если их и прочитывают, то уже после того, как знакомство состоялось. Я уповал, что письмо доктора Сильвия, столь же прославленного в области медицины, как Бойль – в области химии, обеспечит мне радушный прием. Однако мне было известно, сколь глубоки их расхождения, да и моя религия могла стать причиной, по которой меня отвергнут. Англия ведь еще совсем недавно находилась в тисках сектантов-фанатиков, и я знал, что их влияние отнюдь не угасло – мои спутники в оксфордской почтовой карете со злорадством сообщили мне о новых законах против нас, которые Парламент принудил короля подписать.

      Бойль не просто взял письмо и начал его читать, но и комментировал вслух его содержание, так что я робел все больше и больше. Я увидел, что послание это было довольно длинным. Мы с Сильвием не всегда во всем соглашались, и я очень опасался, что значительная часть письма нелестна для меня.

      И пока Бойль читал, впечатление слагалось именно такое.

      – Хм-м… – сказал он. – Послушайте, Лоуэр. Сильвий говорит, что ваш друг