Дарственная на любовь. Ольга Кандела

край сорочки. Я возмущенно запыхтела, и Теар тут же отстранился, тряхнул головой и схватил платье. Наскоро одел меня, стянул шнуровку корсета на спине.

      – Смотрю, ты здорово управляешься с женскими нарядами, – не удержалась я от колкости. – Может, наймешься ко мне в прислуги?

      Теар резко дернул шнуровку, и я охнула. Весь воздух разом выбило из легких, и шутить мне расхотелось. Зато ругаться захотелось вдвое сильнее.

      Хорошо, что перегибать палку Лунный не стал и ослабил шнуровку, позволяя нормально дышать. Потом развернул меня и одернул подол. Осмотрел с ног до головы и удовлетворенно кивнул.

      – Пойдешь сама? Или предпочитаешь, чтобы весь двор пялился на то, как я тащу тебя на руках? – Лунный угрожающе шагнул навстречу, а я отшатнулась.

      Вот еще!

      Я, может, и упрямая, но отнюдь не дура, чтобы в первый же день во дворце создавать себе подобную сомнительную репутацию. Уж если поездки все равно не избежать, то лучше я пойду на эшафот своими ногами…

      – Пойду, – ответила я от безысходности и почувствовала, как растворились невидимые путы.

      В завершение Теар порылся в шкафу и вытащил теплую шерстяную шаль:

      – Возьми, пригодится, – сказал Лунный и, ухватив меня под локоть, потащил прочь из покоев.

* * *

      Издалека темная земля казалась неуместным пластом чернозема посреди каменного плоскогорья. Вблизи же оказалась черной золой, покрывалом укрывшей выжженную землю.

      Пепелище – вот все, что осталось от горняцкого поселения, расположившегося на склоне. Домов здесь не было, как и деревьев и даже остовов строений, которые обычно торчат кривыми обрубками на местах пожарищ. Деревенька выгорела дотла, рассыпалась прахом, превратившись в золу, в которой утопали каблуки моих сапожек.

      Мы остановились у серой каменной плиты, и я застыла, в недоумении глядя на девственно чистую поверхность. Ни имен, ни дат, ничего, что свидетельствовало бы о том, сколько людей здесь захоронено.

      Или, может, вовсе не захоронено.

      Если даже дома рассыпались на мельчайшие частицы, то и люди, оказавшиеся в поселении во время несчастья, стали прахом, смешавшись с пылью и древесным углем.

      Я в ужасе посмотрела себе под ноги, и мне стало дурно.

      – Зачем ты привел меня сюда? – через силу просипела я. Дышать здесь было почти невозможно. Висевшая в воздухе пыль забивала нос. От едкого дыма слезились глаза.

      Я урывками хватала ртом воздух, чувствуя оседающую на языке горечь.

      – Затем, что это не единственное пострадавшее поселение. И если мы ничего не сделаем, такой станет вся Долина. Превратится в огромную выжженную пустыню.

      Теар взял меня под руку и повел туда, где дышать было не в пример легче. Вот только глаза все равно продолжали слезиться, и я терла их свободной рукой, не зная, как унять непрекращающееся жжение.