На златом престоле. Олег Яковлев

ни то справить, сапожки. Сам знаешь, княжич, беден аз. Дак ты бы… Дал бы мне маленько злата из скотницы[43] княжой. Всё ж таки, как-никак, а на службе состою, князя Владимирка порученья исполняю.

      Ярослав вдруг рассмеялся. Да, Семьюнко себя никогда не забывает. Не столь уж он и беден, отец его покойный солью промышлял, возил из Коломыи в самый Киев. Наверное, золотишко у Семьюнки водится. Ну да разве человека изменишь? Лучше малым пожертвовать, чем ворога себе наживать.

      – Попрошу отца. Думаю, даст злата. Заутре же велит казначею отсыпать тебе, – ответил он.

      Смазливое лицо Семьюнки озарилось масляной улыбкой.

      …Проводив его, Ярослав прошёл в смежный с палатой молитвенный покой. Здесь на поставце в мерцающем свете лампад стояли иконы, а на стене в полный рост, почти до сводчатого потолка, изображена была Пресвятая Богоматерь. Молитвенно сложив на груди руки, смотрела она на княжича с любовью, страданием и немой укоризной. Короткий голубой мафорий[44] покрывал её голову и плечи, светло-зелёная хламида[45] струилась вниз, вокруг головы сиял, разбрасывая в стороны тонкие золотистые лучи, нимб с греческими буквами.

      Встав на колени, Ярослав склонил голову и зашептал молитву.

      – Достойно есть яко воистину блажити Тя[46] Богородицу, Присноблаженную и Пренепорочную и Матерь Бога нашего. Честнейшую херувим и славнейшую без сравнения серафим, без истленья Бога Слова рождшую, сущую Богородицу Тя величаем.

      Он смотрел в тусклый лик Божьей Матери, и на глаза его наворачивались слёзы, тяжёлый ком подкатывал к горлу и перехватывал дыхание.

      Княжич не знал, не помнил матери, рано умершей дочери венгерского короля Коломана Софии, рос без материнского пригляда и ласки, и Богородица, этот лик, эта фреска на стене заменяла ему в одинокие тоскливые вечера и ночи самого дорогого на свете человека, которого он был лишён. Ей, Богородице, пресвятой Деве Марии, поверял он все свои тайны, делился сомнениями, переживаниями, только одна Она своим безмолвием поддерживала и понимала его, Ей дарил он свою сыновью любовь, к Ней обращался за советом и помощью.

      – Спаси нас, Пречистая Богоматерь! Заступись за мя, грешного, пред Господом! Бо[47] человек аз, жалок аз, нищ и грешен, и мерзостей земных преисполнен! Вот писал днесь[48] грамотки подмётные по отцову веленью, подстрекал новгородцев и полочан ко встани[49]. Из-за мя теперь кровь прольётся, люди погибнут. Но мог ли, мог ли по-иному содеять?! Не ради оправданья, но ради нищеты и малости своей молю: заступись, Пресветлая Богоматерь, не дай пропасть и погинуть душе моей в геенне огненной! Умолила ты Сына Своего, дабы от Пасхи и до Троицы не мучились человеци худые и грешные в аду! Бо претят Тебе стоны и страданья людские! Аз, жалкий раб Божий, худым умом своим мыслю одно: Твоим путём идти, по Твоему примеру земные дела вершить! Оберегу землю Галицкую, кою дала ты мне в наследство, от ратей, глада, мора! За дело се всё, что имею, отдам, самую жизнь положу! Спаси мя,

43

Скотница – казна.

44

Мафорий – короткое женское покрывало.

45

Хламида – длинный плащ.

46

Тя (др. – рус.) – тебя.

47

Бо (др. – рус.) – ибо, так как.

48

Днесь (др. – рус.) – сегодня.

49

Встань (др. – рус.) – бунт, восстание.