Тихий человек. Джеймс Кэрол

заднем сиденье. Он имеет право на свое мнение, которое мы имеем право проигнорировать. И нам с самого начала нужно было дать это понять. Поэтому я был с ним достаточно жесток сегодня.

      Андертон на какое-то время задумалась над услышанным.

      – Знаете, – сказала она, – я легко могу себе представить, что Собек может убить. Поэтому я столько времени и сил потратила на него в самом начале расследования. Он выглядел очень виноватым и подходил под параметры. А вы и без меня знаете, что большинство убийств совершается знакомыми жертвы.

      – Вы можете не оправдываться.

      – Я и не оправдываюсь. Я констатирую факты.

      Уинтер посмотрел в лобовое стекло. К зданию шел мужчина, который мог оказаться Кирчнером, если бы не прошел мимо дома. Пока они ждали, прохожих практически не было видно. Район был немноголюдный. Подходящее место для жизни, если есть желание спрятаться от мира.

      – Так что вы думаете? – не отставала Андертон. – Собек может убить?

      – По критериям психопатии Хейра он бы набрал от тридцати до сорока баллов.

      – Что определяет его как психопата.

      – Но даже такой высокий балл не означает, что он обязательно убийца.

      – Это вы сейчас про хороших психопатов, так? – уточнила Андертон.

      – Да, – кивнул Уинтер. – За неимением лучшего определения. Нужно помнить, что есть немало глав компаний, политиков и звезд шоу-бизнеса, которые набрали бы такой же балл, и в большинстве своем они не убийцы.

      – Вы думаете, что Собек – хороший психопат?

      – Пока не начнут всплывать новые трупы, я буду думать так, да.

      Андертон отвернулась от него и стала смотреть прямо перед собой через лобовое стекло.

      Ожидание, скука, убитое время. Все как на слежке. Уинтер пожалел, что у них нет кофе. И пончиков. Особенно пончиков. Он уже чувствовал, как падает уровень сахара в крови. Андертон снова повернулась к нему.

      – Давайте вернемся к похитителям Линдберга. Вы сказали, что их было несколько, хотя следователи с радостью повесили все на Хауптмана. Вы явно не согласны с версией волка-одиночки. Тогда какая версия у вас?

      – Может, у меня и нет версии.

      – Судя по тому, что вы на память знаете даты и места, у вас она явно есть, – Андертон посмотрела на часы. – У нас еще пять минут до прибытия Кирчнера. Расскажите.

      – Хорошо. Начиная с момента ареста и до момента смерти Хауптман заявлял, что невиновен. Его жена, Анна Хауптман, дожила до девяноста пяти лет, и она тоже утверждала до самой своей смерти, что он невиновен. Но Хауптман нес на себе некоторое бремя вины, это очевидно. Для похищения потребовалась лестница особой конструкции, а он был плотник, и по какой-то случайности в его бумагах нашлись чертежи лестниц. Также он когда-то работал у торговца лесом, из материала которого была впоследствии сделана эта лестница. К тому же записки с требованием выкупа были написаны полуграмотным немцем-иммигрантом, и – какое совпадение – им-то он и являлся.

      – Вы утверждаете, что полиция построила дело на косвенных уликах.

      – Большую часть дела.