Доплыть до грота (сборник). Тамара Михеева

Как-то не сложилось. Я не умею рассказывать сказки. Не знаю детских стихов и песен. Не умею печь оладьи.

      Все это умеет Таня.

      – Ты знал, что по скандинавской ходьбе проводят марафоны? – вдруг спрашивает меня Зоя.

      – Нет…

      – Представь себе! Куча народу в этом участвует. Не только… хмг… пожилые.

      Зое – одиннадцать. Мы ей кажемся, наверное, ужасно старыми.

      Я вдруг вспомнил, как Таня радовалась, когда мы первый раз приехали сюда. Этот дом у меня давно, остался в наследство от дядьки лет двадцать назад. И почти двадцать лет я тут не был. Сдавал его через агентство. А когда мы с Таней стали жить вместе, я рассказал ей о нем, и она сказала:

      – Наверное, это так красиво – стареть, глядя на море. И Зойке был бы полезен морской воздух.

      И мы переехали сюда. Ходить с палками по берегу моря и впрямь гораздо приятнее, чем по скучному парку.

      Теперь у меня старость с видом на море.

      И Зоя.

      Она набивает карманы шишками и морскими камешками. Дома она выгребает их из карманов, расставляет на подоконнике по росту. У нее есть шишечный, ракушечный, палочный подоконники. Стеклышки она складывает в стакан, а камешки – в коробку из-под Таниных туфель.

      – Расскажи что-нибудь, – просит она перед сном.

      – Может, лучше почитаем?

      – Нет, лучше расскажи.

      Я не знаю, что рассказывать. В моей жизни ничего интересного не происходило, и я просто пересказываю ей всякие приключенческие книжки. Она слушает, раскрыв рот. Иногда спрашивает:

      – Ты сам это видел?

      Но одну правдивую историю я все-таки ей рассказал. Историю про дом, в котором мы живем. История и правда необычная. Дом построила моя двоюродная бабушка, тетя Галя. Потому что ее сына Генку, моего дядьку, посадили. Ему было пятнадцать лет. Какие-то мужики попросили его постоять на «шухере», пока они воруют сметану на молокозаводе. Пообещали дать стакан сметаны. Время было послевоенное, стакан сметаны – это же такое богатство! Их поймали. И всем влепили большой срок, потому что после войны за кражу государственного имущества очень сурово наказывали. Генке дали пятнадцать лет. Я помню, как плакала моя мама, когда получила от тети Гали письмо:

      – Стакан сметаны! Стакан сметаны! – причитала она, раскачиваясь на стуле.

      Тетя Галя воспитывала Генку одна, его отец погиб на войне. Я до сих пор думаю: пятнадцать лет – как же бесконечно много, когда у тебя никого больше нет. Стакан сметаны, и пятнадцать лет в тюрьме, и вся жизнь под откос. Наверное, это такое отчаяние, такая беспросветная мука, что только так и можно было справиться: начать строить хороший каменный дом для сына, который в тюрьме.

      Генку тетя Галя не дождалась. Умерла за два года до его освобождения. Когда мы приехали на похороны, дом уже стоял и вокруг него был заложен сад. Генка вернулся и прожил здесь всю жизнь один, так и не женившись. Не знаю, почему он оставил дом мне. Может, просто у него никого больше не было.

      После этой истории Зоя попросила у меня стакан сметаны. Съела ее с сахаром.

      Вечерами,