Тайна стеклянного склепа. Юлия Нелидова

Зои!

      Я дернул головой, перевел взгляд на арену: оказалось, многое пропустил. Декорации сменились – внизу цвел самый настоящий сад со множеством деревьев. Зои в синем сари бродила меж стволами и прикосновением пальцев заставляла их цвести и тут же плодоносить. Видимо, секрет был в перекрестии цветных прожекторов, широких и узких, которые создавали эффект цветения. Это, верно, какая-то неведомая оптическая иллюзия. Или спрятанный от глаз зрителей механизм – следствие человеческого прогресса, как и быстроходный пароход, как электромобили и высокие дома, при одном взгляде на кои кажется, что они под воздействием ветра рухнут прямо на мостовые и деревья.

      Заиграла торжественная музыка, арена на минуту погрузилась во мрак. А когда овальное пятно прожектора вновь зажглось, рядом с Зои стояла мужская фигура во фраке и цилиндре. Голова была точно так же опущена на грудь, как на афише. Фигура застыла на несколько секунд, точно поломанная марионетка, а потом резко вскинула голову, будто кто дернул за ниточку. К зрителям было обращено лицо, затянутое в белую, тряпичную маску с длинным клювом, какую носили средневековые медики во времена чумы.

      Зал ахнул, заревел, некоторые потребовали, даже с угрозами, чтобы маска была снята. Но черный фрак поднял руку – безжизненным кукольным движением. В руке, затянутой перчаткой столь же белой, что и маска, сверкнула колба с дымящейся жидкостью.

      И он плеснул эту жидкость в фонтан. Фонтан в мгновение ока застыл, скованный льдом, застыл в причудливых иглах, точно неведомый ощетинившийся зверь, точно хрустальный дикобраз. Зал прекратил рев, вновь ахнул и замолчал в ожидании. Зои присела к фонтану, она вскидывала руки, заламывала их, изображая стенания и порицая гостя, ее движения были полны отчаяния.

      Она бросилась на колени, совершила несколько чудесных пассов руками, и фонтан снова ожил. Зал отозвался бурным рукоплесканием.

      От золотого пятна луча прожектора отделилось второе пятно и заскользило по рядам лож, освещая зрителей. На мгновение свет почтил своим вниманием и меня. Я не преминул разглядеть свою соседку, которая на протяжении всего спектакля не переставала что-то сентиментально шептать, поднося к глазам платок. И чуть не повалился на неподвижного господина, сидящего справа, ибо на меня смотрело улыбающееся теплой, лучистой, ясной улыбкой лицо Элен Бюлов. Мягкие складки пролегали от носа к губам, у глаз собралась пара тонких морщинок, на лоб падали серебристые прядки от высокого шиньона.

      – Поглядите, дорогой мой друг, Емельян Михайлович, – всхлипывая, проронила она по-русски, – как она чудесна!

      Я вздрогнул от ее голоса, словно услыхал его впервые, невольно вернулся взглядом к арене, где индийская принцесса с диадемой в черных волосах и в синем сари демонстрировала огненные узоры в воздухе, а злой, гадкий, противный фрак их тушил, распрыскивая какой-то состав из пульверизатора. Что это? Как это? На сцене Элен Бюлов и здесь рядом, в кресле по левую руку, – тоже Элен Бюлов?

      Свет прожектора,