В невесомости два романа. Александр Лозовский

и поощрял ее увлечение. Молодого парня, который меньше чем за два года стал признанным авторитетом в фирме, наверняка ожидало неплохое будущее, а это, с точки зрения матерого бизнесмена, дорогого стоило. Со свойственной многим американцам старой закалки бесцеремонной прямолинейностью он почти не скрывал желания видеть в потенциальном зяте не только партнера по бизнесу, но и в ближайшем будущем своего преемника. Хозяин признавался, что в столь быстро развивающемся деле, связанном с новыми технологиями, он уже не в состоянии угнаться за тенденциями. И просто по-человечески устал. Приходится доверять наемным помощникам, а хотелось бы опереться на родного человека. Кто мог стать этим гипотетическим родным человеком – нетрудно было догадаться. Дополнительным, но немаловажным стимулом было и то, что дед хозяина, основатель династии, помесь грека с евреем, в начале прошлого века эмигрировал в Америку из Одессы и на этом основании всё  семейство сентиментально считало Женю земляком и едва ли не родственником.

      А почвой для таких настроений было невесть как проникшее в фирму подозрение, что в его семейной жизни не всё  обстоит благополучно. Причем эти слухи возникли еще раньше, чем сам Женя это неблагополучие осознал. Как распространяется такая молва – объяснить невозможно, но каждый из нас знает подобные примеры из личного опыта…

      Было бы гораздо легче бороться с соблазнительными перспективами, если бы Наде и Жене приходилось преодолевать неприязнь к новым кандидатам, особенно физическую. В этом случае появилось бы ощущение, что они продают себя за будущие блага. Но ничего похожего не было. Скорее наоборот…

      С такой по-настоящему красивой и эффектной молодой женщиной, как Нелли, Женя и без всяких меркантильных целей с удовольствием завел бы шашни, если бы не опасался вызвать гнев хозяина. А тем более приятно было бы это сделать в отместку за ревнивые мысли и вполне ощутимый комплекс неполноценности, которые у самонадеянного ловеласа появились в последнее время по вине жены.

      Условия для этого были как по заказу. Женин босс придерживался так называемого японского подхода к ведению бизнеса. Он старался, чтобы работники фирмы считали ее своим домом. Поэтому там нередко (намного чаще, чем в университете) устраивались корпоративные вечеринки с угощением и непременными танцами. И атмосфера на этих парти была очень демократичной— Женя чувствовал себя свободно и раскованно. Его английского вполне хватало для далекого от снобизма смешанного общества.

      Демократизм хозяина доходил до того, что на важнейшие семейные торжества он устраивал фуршеты, на которые приглашалась верхушка фирмы, работники со стажем, опора хозяина. Последний год в эту местную элиту вошел и Женя. Ни для кого не являлось секретом, по чьей инициативе молодой эмигрант удостоился такой чести.

      Общение с Нелли давалось ему без всякого напряжения, тем более что больше приходилось танцевать, чем разговаривать. Высокие, стройные (Нелли была почти такого же роста, как Женя), они любили и умели танцевать. И когда до них долетали реплики: