Культурология. Дайджест №3 / 2013. Ирина Галинская

“бедный рыцарь” и Вас нельзя не любить, если любишь поэзию. Меня чуть отпугивает только Ваше желание всех подравнять и всех сгладить, Ваш поэтический социализм к младшим современникам, – но даже тут я головой понимаю, что так и надо, и что нечего носиться с “индивидуальностью” и никому в сущности она не нужна. Хорошая, общая школа и общий для всех “большой стиль” много нужнее»18.

      Сохранилась и даже углубилась в Третьем «Цехе» традиционная оппозиция акмеизма и символизма, не утихали споры о «преодолении символизма» акмеизмом, и наоборот, о трансформации символизма в господствующее литературное направление, отчасти поглотившее акмеизм, а затем перешедшее в свою «латентную» фазу в 1917–1934 гг. в эмиграции. В этот период, как считает О.А. Клинг, «символизм превратился в “правое” литературное течение, переживая четвертую и последнюю фазу своего развития: “1917–1934 годы; 1934‐й – год смерти А. Белого) – “латентный”, когда символизм в условиях изменившегося политического режима не столько бытовал в рамках своей литературно-эстетической (Брюсов) и мировоззренческой (Белый, Вяч. Иванов, Блок) парадигм, сколько трансформировался в сознании политической и литературной верхушки, а также ангажированной критики в некое “правое”, консервативное литературное течение. Традиции символизма продолжали существовать в эмигрантской литературе (салон Мережковских, А. Ремизова – в Париже, Вяч. Иванова – в Риме)”»19. Поскольку поэтика Третьего Цеха базировалась на двух полюсах – поэзии метрополии (традиционном акмеизме) и литературе эмиграции, для которой оставались значимы традиции символизма (даже в качестве потенциальной культурной парадигмы, на уровне художественных приемов и образов, как обогащение символистских канонов), то противопоставление «символизм – акмеизм» не только не снималось, но, наоборот, все более доминировало в возрожденном Н. Гумилёвым Третьем «Цехе поэтов».

      Брюсов, однако, в 1920‐е годы в статье «Вчера, сегодня и завтра русской поэзии» (1922) относил акмеизм лишь к одной из школ символизма: «К прошлому, к правым <…>, хотя и с оговоркой, – “в литературном смысле”, критик отнес всех скопом символистов и акмеистов (акмеизм, по мнению Брюсова, – лишь школа символизма)»20. Его негласными оппонентами выступили В. Вейдле, Б. Эйхенбаум и В. Жирмунский, ратовавшие за «преодоление символизма» акмеизмом и удостоенные высокой оценки мэтров акмеизма: «Между футуристической критикой символизма и рефлексией Эйхенбаума есть точки соприкосновения. Вейдле и Эйхенбаум судили символизм как часть прежней, уходящей культуры (Мандельштам в свете негативного отношения к символизму в 1920‐е годы положительно оценил работы Эйхенбаума и Жирмунского)»21.

      Классификация акмеистов, отчасти положенная впоследствии в основу приведенной выше классификации неоакмеистов, лишь подтверждает все вышесказанное. Под русскими поэтами-акмеистами подразумевались поэты Серебряного века, творчество которых

18

Письмо Адамовича к Гумилёву <1919 или 1920 год> РГАЛИ.Ф. 2567 (Оксман). Оп. 2. Ед. хр. 145. Публикация открывается единственным сохранившимся письмом Адамовича к Гумилёву (ранее публиковалось трижды: Тименчик Р.Д. Неопубликованное письмо Георгия Адамовича Николаю Гумилёву // Philologia: Рижский филологический сборник. Русская литература в историко-литературном контексте. – Рига: Латвийский университет, 1994. – Вып. 1. – С. 109–112; Письмо Н.С. Гумилёву / Публ. Л. Володарской // Стрелец. – 1996. – № 2. – С. 253–254; Новоржевский период Георгия Адамовича / Сост. и пред. О.А. Коростелева // Русская провинция. – Тверь, 1999. – № 1 (29). – С. 87–90; здесь печатается по тексту оригинала, хранящегося в РГАЛИ), а также единственной опубликованной при жизни Гумилёва рецензией на его книгу «Шатер».

19

Клинг О. Эволюция и «латентное» существование символизма после Октября // Вопросы литературы. – М., 1999. – № 4. – С. 58.

20

Клинг О. Эволюция и «латентное» существование символизма после Октября // Вопросы литературы. – М., 1999. – № 4. – С. 58.

21

Там же.