систему нравственных категорий, в которой стыд выступает лишь первой ступенью развития нравственного сознания (рефлексии) человека. Идея Д. Мартинсен о том, что характеризуемые на языке этики идеи Соловьёва современные американские ученые описывают на языке психологии
42, требует хотя бы минимальных доказательств, ведь подобная редукция имеет колоссальные последствия для мировоззренческих и концептуальных смещений, о которых стоило бы также упомянуть. На фоне бесконечных терминологических экзерсисов типа: «вуайерестические инстинкты», «очерк эксбиционистского вранья» и другие некоторые авторские силлогизмы явно страдают оптимистическим упрощенчеством: «Для Соловьёва стыд – врожденное качество, отличающее человека от животных. Признак нашей этической личности, стыд, проявляется в совести, которая в свою очередь ведет нас к этическому поступку. Писатель-Достоевский вызывает стыд у читателя, тем самым тревожа нашу совесть и подвигая нас на этический поступок, что в свою очередь улучшает мир, в котором мы живем»
43. При этом автор упускает один важный нюанс в рассуждениях Соловьёва (и Достоевского) о том, что за
стыдом как низшим чувством «отъединенности и связи» (характеристика стыда Мартинсен) человека от животного следует
чувство жалости как чувство связи / отличия (характеристика Соловьёва) себя от другого человека и
религиозного благоговения, как связи / отличия от высшего начала – Бога. Без целостного видения этической проблемы (стыд как низший ее элемент) рушится все: и этика Соловьёва-Достоевского, и всякие разговоры об идентичности, определяемой как «вовлечение русских» через Достоевского в русский мир тотального «эксгибиционистского стыда-вранья». Если «все русские – вруны» (стыдящиеся и бесстыдные) – центральный тезис монографии американской ученой, – то закономерно, что преодолеть этот древний (уже не греческий) парадокс может помочь только нерусский ученый – не-эксгибиционист, не-врун.
Но что там Соловьёв, сам герой исследования – Достоевский – декларативно наделяется целями без опоры на какие-то серьезные методологические основания или научные посылки. «Я утверждаю, что в этом и состоит цель Достоевского: застичь читателя стыдом, показать ему стыд как наследие, доставшееся после грехопадения всем людям: и нам, и Фёдору Карамазову, и всем героям Достоевского. Бесстыдный эксгибиционизм агрессивно переходит межсубъектные границы между персонажами и разрушает их, и точно так же он разрушает границы между героями, читателями, текстами»44.
Задача монографии показать группу героев-врунов, «которые находятся в центре динамики стыда у Достоевского»45; сверхзадача автора – обнажить национальный кризис идентичности, который является основой появления особых «стыдящихся» типов врунов Достоевского: Лебедева, Лебядкина, Иволгина и др., а также вполне реальных людей. «Униженная ярость, переживаемая большим спектром русских
