Один против Абвера. Александр Тамоников

и затолкали под заднее сиденье. Он там еле дышал. Иногда Левторович пинал его ногой, проверяя, не помер ли.

      – Удобно ли нашему гостю? – спросил Алексей, повернув голову.

      – Да, очень удобно, товарищ капитан, – ответил Левторович. – Вы слышали хоть раз, чтобы он пожаловался? На хрена мы его тащим с собой? Думаете, эта падаль имеет важную информацию? Предъявить обвинение и привести в исполнение на месте. А то много чести, знаете ли. Он наших не жалел, а мы ему жизнь гарантируем, борщом накормим, спать уложим в отдельной уютной камере, да?

      – В исполнение приводят не обвинение, а приговор, – назидательно заметил Саблин. – Обвинение можно только предъявить.

      – Позвольте не согласиться, товарищ капитан, – заявил Левторович. – В нашей работе обвинение и приговор – фактически одно и то же.

      Саблин промолчал. В принципе, это была правда. Оправдательных приговоров военные суды почти не выносили. Во всяком случае, такое случалось крайне редко. Социалистическая законность цвела и пахла. Если уж кого-то брали, то в худшем случае этот человек проходил все круги ада, а потом погибал. В лучшем он сразу становился к стенке. В мирное время теоретически допускались послабления. В военное никакой поблажки не было никому.

      Алексей прекрасно понимал терзания сержанта Кривошеева, вина которого состояла лишь в том, что сотрудники абвера научились делать советские документы. Допустил оплошность – отвечай.

      Навстречу «газику» трактора тянули батарею стодвадцатидвухмиллиметровых орудий. Водителю пришлось уйти с обочины в борозду и ждать, пока колонна пройдет. Ее сопровождал конвой.

      Надо же! Случись это чуть раньше, и оперативникам не пришлось бы собственными малыми силами уничтожать вражеских диверсантов.

      Застонал, заворочался Лизгун. Левторович придавил его каблуком. Саблин вывернул шею и задумчиво разглядывал пленника.

      Информация о школе абвера, работавшей в городе Ненашеве, появилась не сегодня. Это учебное заведение действовало больше года. Отрывочные сведения о нем поступали в советские компетентные органы, но внедрить туда своего человека не удавалось.

      Основной контингент курсантов составляли бывшие советские военнопленные, доказавшие свою преданность рейху. Их обучали радиоделу, рукопашному бою, ведению подрывной и пропагандистской деятельности.

      Пока немцы наступали, школа клепала диверсантов для заброски в ближний тыл советских войск. Они должны были сеять там панику, уничтожать коммуникации. После неудачи под Москвой и разгрома под Сталинградом характер деятельности школы изменился. Теперь она, как и прочие заведения такого рода, стала работать на будущее. В ней готовили агентуру на так называемое длительное оседание.

      Диверсантов немцы тоже продолжали обучать. Но теперь занятия проводились по нескольким дисциплинам, в разных блоках. Курсанты одного такого вот, извините, факультета были полностью изолированы от других.

      Руководил школой барон фон Кляйст – пятьдесят пять лет,