Память без срока давности. Агата Горай

походкой шагаю к запертой калитке. Одно движение руки, и на удивление легко ржавая задвижка поддается, но я не решаюсь сразу распахнуть дверь. С опаской оглядываюсь по сторонам. Убедившись в том, что бабушка вдруг не появилась рядом, ступаю на скотный двор.

      Сгорая от страстного желания погладить обалдевшую от неожиданности козу, бесстрашно шагаю обутыми в красные босоножки ногами по разного происхождения дерьму. Тамара, у которой изо рта торчит пучок недожеванной травы, предчувствуя что-то неладное, забилась в дальний угол двора и испуганно пялится на меня в оба глаза.

      – Мара, – шепчу я и вытягиваю вперед ручонки, а нога незаметно увязает в противной, огромной, вязкой куче темно-зеленого цвета.

      Отвлекаюсь от козы на утопшие в дерьме босоножки, и в считаные секунды меня сшибает с ног огромной силы удар. Попа, наряженная в розовые вельветовые шорты, присоединяется к босоножкам. От неожиданности я даже не сразу начинаю плакать.

      Растерянно поворачиваю голову в сторону исчезающей на другой стороне двора жирной свиньи. Выскочив из темного сарая, именно она сбила меня с ног. Только-только собираюсь расплакаться, но Тамара решает последовать примеру Машки и, перескочив через меня, тоже исчезает за калиткой. Плакать некогда. Мною движет состояние аффекта и, оставив в куче дерьма злосчастный сандаль, с воплями «МАРА-МАША-МАРА-МАША-МАРА…» я стремительно покидаю скотный двор.

      Полностью уверенная в том, что сумею вернуть козу со свиньей на место, бегу вслед за ними, но, не обращая на мои пронзительные крики никакого внимания, парочка успешно исчезает за калиткой, ведущей в огород.

      Бабушкины душераздирающие вопли заставляют мое сердце сжаться в ком. На секунду выглядываю в огород, по которому носятся: коза, свинья и бабка – и понимаю: хлопком по попе мне в этот раз не отделаться.

      Помочь вопящей бабушке не берусь, а придирчиво осматриваю больших размеров двор, ища для себя укрытие. Через пару минут убежище найдено. Стремительно прячусь в один из темных углов старенькой бани, наивно полагая, что здесь бабушка не додумается меня искать.

      – Вот ты где, маленькая дрянь!

      Сижу на корточках, плотно прижимая колени к груди. Голова лежит на коленях, а маленькие ладошки играют роль защитного шлема, цепко обхватывая ее. Мне по-настоящему страшно. Сердце сошло с ума и, кажется, выбрасывает кровь не литрами, а тоннами. Никогда прежде я так сильно не боялась предстоящего наказания, хотя не единожды доставляла своей маме массу проблем. То случайно зацепила локтем миску с приготовленным для яблочного пирога тестом, и оно до последней капли вылилось на пол; то вырезала из красивых занавесок снежинки; время от времени воодушевленно разрисовывала обои; кормила воробьев гречкой и рисом, до последнего зерна уничтожая мамины припасы; разбила с десяток банок с вареньем; вывернула на ковер в своей комнате не одну тарелку супа, сока и молока – но никогда не испытывала панического страха и ужаса перед наказанием.

      Бабушкин голос, будто занесшийся над моим телом стальной клинок, звучит резко, громко и пугающе.

      Сильные