Дело о гибели Российской империи. Николай Карабчевский

нарастая издали, все усиливались и усиливались, захватывая все груди, все сердца.

      Мы тоже стали кричать «ура», я в особенности усердствовал, не закрывая рта, хотя нашего «ура» не мог слышать Государь, так как его дормез и весь царский кортеж помчали не по бульварной, а по адмиралтейской улице, а мимо нас проехало только несколько отсталых, открытых тарантасов, с царской прислугой и багажом, на запотелых, едва переводивших дух почтовых лошадях.

      Помнится, что мы еще всей компанией направились ко дворцу и, благодаря тому что нас знала полиция, подходили к самому дворцу, проникнув за его ограду. Но в нижних, полуподвальных окнах его разглядели только суетливо мелькавшую прислугу, в числе которой были уже, в белых куртках и колпаках, и повара…

      Государь пробыл три дня в Николаеве. Был спуск нового парового судна, осмотр адмиралтейства и флотских казарм, обсерватории, штурманского училища и вновь выстроенных «инвалидных домиков» вдоль одной из дорог «Лесков», для севастопольских увечных героев, и т. д.

      Был большой смотр войскам на лагерном поле и два парадных бала, один в Морском собрании, в прекрасном мраморном зале для вечеров, другой – в помещении Купеческого собрания, от херсонского дворянства, куда было приглашено и именитое городское купечество.

      Нас на бабушкиных лошадях повезли только на смотр войск, но за пылью не только царя, но и вообще что бы то ни было трудно было разглядеть. Надо сказать, что «нового царя» бабушка не так почитала, как недавно умершего, по которому очень долго носила траур.

      Уезжал Государь на военном пароходе «Тигр», кажется, через Одессу в Севастополь. Пароход должен был отвалить в Спасске не от той пристани, где приставали коммерческие пароходы, а от пристани, нарочито сооруженной на Стрелке, расцвеченной флагами. Командовал «Тигром» мамин знакомый, капитан Шмидт, и мы с мамой стояли очень удобно на самой пристани, рядом с его красавицей-женой, Юлией Михайловной. Тут было много разряженных дам, некоторые, как наша мама, были со своей детворой. У нас, да и почти у всех стоявших на пристани, были в руках букеты цветов, перевязанные трехцветными ленточками.

      Стройный красавец, выше всех его окружавших больше чем на полголовы, Государь шел ровно, медленно, отвечая на все приветствия. Мы бросали к его ногам букеты, бывшие у нас в руках, когда он шел по пристани, а он, словно в такт покачивая во все стороны головой, ласково картавил какую-то благодарность. Я ясно слышал только слова «милые дети», а что дальше еще на ходу он говорил – от меня ускользнуло.

      В общем, как говорили, Государь остался доволен своим пребыванием в Николаеве и был все время в отличном расположении духа. Адмирал Глазенап и полицеймейстер Карабчевский удостоились Высочайшей благодарности, чуть ли не наград за образцовый порядок в городе.

* * *

      Через какое-то время после приезда Государя нам с сестрой случилось заболеть корью.

      Это было первым моим серьезным заболеванием, потому что начиная с сознательного возраста