Большая книга ужасов – 74 (сборник). Роман Волков

слезы.

      – Мам, ну, что ты… ну извини, я не хотел. Не плачь. Мам.

      – Не будем мы тебя ругать, сынок, – прошептал Петр Алексеевич с таким облегчением, словно целый дом с плеч скинул. Он подошел к жене и потрепал ее по плечу, успокаивая. Марина Владимировна уткнулась лбом в его руку и понемногу перестала всхлипывать.

      – Извини, – виновато произнесла она, глядя на Романа и вытирая батистовым носовым платочком мокрые глаза. – Я обычно так не реву. Просто вчера, когда сказали, что Коля в «Скорой»… Я…

      Она снова залилась слезами, и муж принялся ее успокаивать.

      Родители отошли к окну, и Волкогонов с Жуком остались практически наедине.

      – Спасибо, – прошептал он, с такой горячей благодарностью глядя на Романа, что тому стало неловко.

      – Да ладно.

      – Я про этого котенка сдуру ляпнул…

      – Это уж точно: в школе-то знают, что никаких котят там не было.

      – Ну да…

      – Я и полиции сказал то же самое, так что имей в виду.

      – Ага, – Коля посмотрел на отца, который обнимал и гладил по спине всхлипывающую маму. – Предки со вчерашнего вечера тут с ума сходят. На работу сегодня не пошли. Мать рыдает не переставая.

      – А ты говорил, им на тебя плевать, – не удержался Волкогонов и с удовольствием увидел, как Жук снова заливается краской.

      «Поделом! В другой раз, прежде чем всех обвинять, сначала подумает».

      Но не успел Коля что-то ответить, как дверь без стука распахнулась, и в палату зашел худой, длинный мужик с лошадиным лицом. На нем был белый халат, а под мышкой папка.

      – Приветствую, – бесжизненным голосом поздоровался он. Видимо, фраза должна была звучать бравурно или, по меньшей мере, бодро, но получилось скорее наоборот. Словно манная каша из ложки на линолеум шмякнулась.

      Все посмотрели на него вопросительно, и посетитель, чуть согнувшись вперед, изобразил легкий поклон:

      – Меня зовут Крушинин Константин Антонович, я психолог из полиции, и мне нужно задать пару вопросов… – он заглянул в папку, – Коле.

      – Нам нужно выйти? – слабым голосом осведомилась мама.

      – Нет, совершенно не обязательно. Ничего интимного в процедуре нет.

      Почему-то слово «интимного» в исполнении господина Крушинина прозвучало мерзковато, будто намек на что-то неприличное. Роман поморщился – новоявленный психолог ему не понравился. Какой-то скользкий, весь вытянутый и холодный. Было впечатление, что все происходящее для него просто скучная рутина, ради которой не нужно включать ни одну эмоцию.

      – Разрешите? – Он протиснулся мимо Волкогонова и, придвинув стул, на котором раньше сидела Колина мама, опустился на него, закинув ногу на ногу. – Итак, приступим.

      Дальше пошли стандартные вопросы: «Имя, фамилия, возраст, место учебы». Крушинин, не поднимая носа от листочка в папке, делал пометки и изредка бросал взгляд на Жука. Мальчик ему явно был не слишком интересен, но работа есть работа.

      – А как ты себя чувствуешь последнее время? Жалобы есть?

      – Нет.

      – Хорошо.