Поцелуй меня, Федерико!. Сергей Медведев

Ой, Вера, я сейчас заплачу.

      Вера. Не говори, Инна. Не ценим мы мужика при жизни. Ни в грош не ставим, а потом нам остается только плакать.

      В дверь звонят.

      Интересно, кто это может быть?

      Инна. Не знаю, сейчас посмотрим.

      Инна уходит открывать дверь. Возвращается с Надеждой. Та вся в черном, в руке алая роза.

      Надежда. Я просто вне себя от ярости.

      Инна. Надя, Вова умер…

      Надежда. Умер… Что вы говорите? Что вы говорите?

      Вера. Его тело нашли в Александровке. Он был в одних трусах.

      Надежда. Ага! А мать его тоже умерла за неделю до смерти сына? Умерла мать, да?

      Инна. Ну, да. Ты была на кладбище? Какая ты молодец.

      Надежда. Нет, на кладбище я не была. Слава богу. Я была в морге. Купила цветы за двести рублей, приехала в морг к девяти утра, как сказал Николай, этот его приятель. Стою, жду. Думаю, почему же это нет моих дорогих подруг? И друзей нет. И родственников нет. Никого нет. Без пятнадцати десять. Покойников забирают одного за другим, а наших никого… А я с цветами. Одиннадцать алых роз.

      Вера. Да ты понимаешь, Надя, мы не смогли… Очень хотели, но не получилось.

      Инна. Мы в выходные на кладбище сходим.

      Надежда: Сходите, сходите… Но только сначала дослушайте… Так вот, стою я с цветами и спрашиваю у работников морга, может быть, раньше забрали Владимира Николаевича? Может его отпевать повезли? Или кремировать. А работник мне говорит, что у них и в помине не было никаких Владимиров Николаевичей за последнюю неделю. Более того, они обзвонили другие морги – и там их не было. Я не понимаю, что происходит. Совершенно бессознательно набираю телефон квартиры их матери. И что вы думаете?

      Инна. Что?

      Надежда. Трубку берет Вовка. Голос я его узнала.

      Вера. Какой ужас! И что?

      Надежда. Спрашиваю: «А мама дома?» Не знаю, зачем спросила именно про маму. Он говорит: «Сейчас позову».

      Вера. Позвал?

      Надежда. Не знаю. Я выключила телефон. 10 роз – в мусорник, одну себе оставила… На память.

      Инна. Вот это да!

      Вера. Не понимаю я этих мужиков.

      Надежда. А что тут понимать. Володя – человек пьющий. Решил собрать денежки на опохмел. А этот мудак Коля-маленький ему в этом помог.

      Вера. Ай-яй-яй! А я ему двести рублей дала.

      Надежда. Ха! Двести! Я – пятьсот, да еще и цветы!

      Вера. А что ты так много?

      Надежда. Сама не знаю. Нашло что-то.

      Вера. Это прямо какая-то комедия.

      Инна. Но с таким вещами нельзя шутить.

      Надежда. Наверное, они сейчас с этим Колей бухают да над нами посмеиваются.

      Вера. Я всегда подозревала за Вовкой какой-то порок. Года два назад – уже при Людмиле, между прочим, – говорили, что он гомосексуалист, а я не верила.

      Надежда. А я верила, да и Людмила на мужика похожа.

      Инна. А, может, брак у них был фиктивный?

      Вера. Вовка, Вовка, лучше б ты все-таки умер, чем такой позор!

      Инна. Слушай, он