Французов ручей. Дафна Дюморье

я жил там далеко не все время – только когда это отвечало моим планам. Ну и еще зимой, конечно. Зимой в ручье, знаете ли, становится довольно неуютно, не то что в вашей спальне. Но поверьте, я ни за что не осмелился бы войти туда, если бы не был уверен, что вы не станете возражать.

      Он посмотрел на нее, и в глазах его снова блеснул тайный огонек узнавания.

      – Я каждый раз спрашивал разрешения у вашего портрета. «Миледи, – говорил я, стараясь быть как можно более вежливым, – миледи, не разрешите ли вы уставшему и измученному иностранцу расположиться на вашей кровати?» И вы милостиво кивали мне в ответ, а иногда даже дарили улыбку.

      – Все равно, – сказала Дона, – вы вели себя дерзко и бесцеремонно.

      – Согласен, – ответил он.

      – Кроме того, вы рисковали своей головой.

      – По-моему, риск был оправдан.

      – Ах, если бы я только могла предположить…

      – И что бы вы сделали?

      – Я тут же приехала бы в Нэврон.

      – А потом?

      – Заперла бы дом, прогнала бы Уильяма и расставила всюду часовых.

      – Неужели вы так суровы?

      – Представьте себе.

      – Я вам не верю.

      – Почему?

      – Потому что ваш портрет говорит о другом. Когда я смотрел на него, лежа в вашей кровати, я видел, что вы поступили бы совсем не так.

      – А как?

      – Вы сделали бы все наоборот.

      – То есть?

      – Вы перешли бы на мою сторону, поставили бы свою подпись рядом с нашими и стали единственной женщиной, присягнувшей на верность нашему делу.

      Проговорив это, он поднялся, достал из шкафа какую-то книгу и раскрыл ее. В верхней части листа стояла надпись: «Ла Муэтт», а под ней длинный список имен: Эдмон Вакье, Жюль Тома, Пьер Блан, Люк Дюмон и многие, многие другие. Он взял перо, обмакнул его в чернила и протянул ей.

      – Ну что? – спросил он. – Согласны?

      Она подержала перо в руке, словно взвешивая ответ, и – то ли оттого, что ей снова вспомнился Гарри, позевывающий над картами, и Годолфин с его выпученными глазами, то ли оттого, что ее разморило после сытного обеда и она почувствовала себя легко и беспечно, как бабочка, порхающая на солнце, а может быть, просто оттого, что он стоял рядом, – так или иначе, она вдруг взглянула на него, рассмеялась и быстро черкнула в центре листа, под другими именами: «Дона Сент-Колам».

      – А теперь вам пора идти, – сказал он, – а то дети начнут вас искать.

      – Да, – кивнула она.

      Они вышли из каюты и поднялись на палубу. Там он остановился и, перевесившись через перила, крикнул что-то на бретонском наречии матросам, работавшим внизу.

      – Я хочу представить вас команде, – объяснил он ей. Затем отдал еще какой-то приказ, и через минуту все матросы выстроились на палубе, с любопытством поглядывая на нее. – Я скажу им, что отныне вы можете беспрепятственно приближаться к ручью. Ручей теперь ваш. И корабль тоже. С этого мгновения вы полноправный член нашей команды.

      Он обратился к матросам. Они молча выслушали